Дом с золотой дверью - Элоди Харпер

Паника захлестывает Амару. Она хватает Руфуса за руку и цепляется за него.

— Я не хочу его продавать! Пожалуйста, если это у тебя на уме, то я куплю его у тебя или подпишу договор. Я просто хочу, чтобы он присматривал за ребенком. Пожалуйста, молю тебя. Пожалуйста.

— Я сказал, что одолжу его тебе! — орет Руфус. — И на этом мы закончим, не испытывай мое терпение.

Ноги Амары подкашиваются, и она опускается обратно на скамью. Сад мутнеет перед глазами, гул в голове заглушает стук сердца. Она хватается за скамейку и ложится на нее, чтобы не потерять сознание.

— Я понимаю, у тебя сейчас такое состояние, из-за него бывают всякие странные причуды и перепады настроения. — Голос Руфуса звучит мягче. — Птичка, я не хочу спорить.

Она чувствует, что он сел рядом с ней. Он начинает гладить ее по спине, отчего Амара буквально деревенеет.

— Давай не будем портить последние дни, которые мы можем провести вместе.

Амара знает, что должна овладеть собой, заставить себя сесть прямо и улыбнуться, поблагодарить его за великодушие. Но она не может ни пошевелиться, ни заговорить.

— Ну как хочешь.

Она слышит, как Руфус встает со скамейки и медлит, она знает, что он стоит рядом, но по-прежнему закрывает руками лицо и не открывает глаз. Его тяжелые, быстрые шаги резко разносятся по саду, когда он уходит.

Фонтан продолжает нежно журчать и много спустя после того, как Руфус удаляется из дома. Амара остается там, где он ее оставил. Она слышит, как к ней подходит кто-то еще, чувствует теплую руку на своем плече и знает, что сейчас рядом с ней Филос. Она ощущает, как он садится на корточки. Если она поднимет голову, их лица будут на одном уровне.

— Амара.

Она не отвечает.

— Я слышал, как ты пыталась.

Филос поднимает ее за подбородок. Покорность, написанная на его лице, холодит ей сердце, точно лезвие ножа.

— Не все потеряно, у нас впереди еще могут быть годы. У многих и этого нет.

Ей с трудом дается отыскать собственный голос:

— Этого недостаточно.

— Это то, что у нас есть.

Филос гладит ее по лицу, но Амара не отвечает на ласку. Она может думать только о том, как подвела его. Она решилась рискнуть своим телом, своей жизнью и все равно смогла только выгадать ему несколько лет. Он целует ее в лоб, обоим все равно, даже если их кто-нибудь увидит.

— Каждый миг, который я провожу с тобой, приносит мне такое счастье, которого я и представить не мог.

Где-то под удушающим покрывалом вины Амара чувствует острие гнева.

— Этого недостаточно, — повторяет она. — Как ты можешь называть это счастьем? Полужизнь, постоянные прятки в тени, когда все зависит от доброй воли человека, который может уничтожить нас в любой момент, как только захочет.

— У меня никогда не было иной жизни.

Амара знает, что это правда. Ее убежденность, что ей удастся освободить Филоса и во второй раз обмануть Фатум, повисает между ними, бесплотная, точно дым. Филос берет ее руки в свои:

— Прости. Я пытался предупредить тебя.

Филос так и сидит на корточках рядом с ней, и чувство вины, написанное на его лице, ранит ее сильнее, чем что-либо еще.

— Тебе не за что извиняться. Не за что. — Она крепче сжимает его пальцы. — Мы можем попробовать снова. Может, это займет несколько лет, но я не сдамся. Я не успокоюсь, пока ты не будешь свободен, даже если для этого потребуется отдать все, что у меня есть.

* * *

Амара стоит в атриуме, на том самом месте, где когда-то они стояли с Дидоной и смотрели, как дом наполняется. Теперь он пустеет. Мебели внутри почти не осталось, в комнатах наверху шаром покати, в столовой уже не стоят диваны. Руфус предложил одолжить ей часть мебели, чтобы она перевезла ее к Юлии, но новое жилье настолько меньше, что там почти ничего не поместится.

Марта уже ушла, она вернулась в дом Руфуса вместе с медным столом, подсвечниками и серебряным зеркалом. Амара смотрит, как Британника и Филос выносят последние ее сумки в атриум и аккуратно ставят у входа. Когда они втроем уйдут, в доме останется один Ювентус, будет охранять его от воров, пока не въедет новый жилец, а потом и он вернется к Руфусу.

Амара поднимает взгляд наверх. В квадратное окно в потолке льются свет и тепло сентябрьского солнца. Отсюда небеса кажутся бесконечно далекими. По небу пролетает стайка воробьев, маленькие черные стрелы на ярко-синем фоне, и Амара вспоминает Плиния, как он говорил, что она похожа на птицу, которая не может петь в неволе. По сравнению с борделем этот дом был ее тихой гаванью, но Амара начинает думать, что никогда не будет свободной.

— Готова? — это Британника, не Филос, обращается к ней.

— Думаю, я еще взгляну последний раз на сад, — отвечает Амара, удивившись тому, как спокойно звучит ее голос. Она идет на свет, мысленно поблагодарив Британнику и Филоса за то, что не предложили пойти с ней.

Жар обрушивается на нее еще до того, как она выходит на солнце. Амара идет по раскаленной каменной дорожке. Белые, желтые и лиловые цветы покачиваются среди трав, которые она высаживала вместе с Филосом, воздух наполняется их сладким запахом, и Амара вспоминает отцовский дом. Ей грустно оставлять здесь растения, за которыми она так бережно ухаживала, но пришла она сюда не из-за них. Амара смотрит на Дидону. Художник, Приск, выполнил свою работу безупречно, однако Амара впервые сожалеет, что увековечила подругу в таком суровом образе. В ее голове раздается голос Виктории; она помнит, как та в ужасе отвернулась. «Что ты наделала?»

Солнце палит и жжет ей макушку, но Амара не двигается с места. Она смотрит на Дидону, пытаясь запечатлеть в памяти сцену смерти, изображенную вокруг нее. Теперь Амаре почти нет дела до мести Феликсу. Как будто это когда-то имело значение. Как будто так можно вернуть Дидону обратно. Амара кладет руку на живот, который потихоньку начинает расти. Она молится богине Диане в облике подруги, прося о защите для ребенка, для Британники и для Филоса. Для людей, которые ей дороже свободы, дороже жизни.

Амара в последний раз поворачивается спиной к Дидоне, только нежное журчание фонтана и звук собственных шагов сопровождают ее, когда она ступает под тень атриума. Она подходит к Филосу и Британнике, которые стоят у двери. Оба проводят ее до дома Юлии, а затем вернутся обратно за ее вещами. Британника не хочет рисковать и позволить Феликсу напасть на Амару, когда у них будут заняты руки.

Амара дает Ювентусу монетку, вжав ее прямо в ладонь:

— Спасибо за твою службу.

Ювентус проверяет достоинство монеты, кладет ее в сумку на поясе и кивает Амаре в знак благодарности. Они никогда особенно не жаловали друг друга, но, с другой стороны, и врагами не были. Привратник проходит мимо Амары, чтобы услужить ей в последний раз. Он снимает засов — металл шумно царапает дерево — и распахивает двери внутрь, впуская в атриум свет и шум с улицы. Амара, Британника и Филос выходят на дорогу. На мгновение уличная суматоха как будто завораживает Амару, она внимательно вглядывается в прохожих, отыскивая Феликса или Париса. Их нигде не видно, но это не значит, что она в безопасности. Амара вспоминает Фабию, которая истекала кровью на тех самых камнях, на которых она стоит сейчас, и ее пробирает дрожь.