Рутинёр - Павел Корнев

Истинный маг не растерялся и закрылся пологом, непроницаемым для посмертного проклятия Салазара, вот только я тоже не терял время даром и за краткий миг передышки сумел сломать зажатые в кулаке чары, превратить их в безвольное орудие и метнул сплав магии и крови обратно в сотворившего его заклинателя. Рука обвисла плетью и потеряла всякую чувствительность, зато сгусток алого сияния прожёг защитный полог, открыв путь серости. Та втянулась в брешь и окутала человека, иссушила его тело и погасила ауру.

Пожрала душу. Попыталась проделать это и с официалом герхардианцев, но того спасла реликвия. Святость выжгла материализованное колдовским даром и чувством вины посмертное проклятие маэстро Салазара – или же проклятие, некогда наложенное на него самого?! – и к небу от того места, где развеялось тело бретёра, ударил столп чистого света, куда более чистого и ясного, чем даже луч солнца.

– Святой?! – сдавленно охнул Сильвио де ла Вега и покачал головой. – Ну уж нет…

Он отбросил разряженный штуцер, вытянул из ножен шпагу и двинулся к нам лёгкой походкой опытного фехтовальщика, каким и был на самом деле. И тут что-то хрустнуло, словно гальку потревожил чей-то неосторожный шаг, я резко обернулся и не увидел Марты, позади меня стоял на коленях один только Уве. Он всё так же харкал кровью, а вот девчонка исчезла, накинув на себя полог истинной невидимости.

Невидимости, которая не могла обмануть обладателя Ока святого Рихора!

– Назад! – рявкнул я.

Сильвио вдруг шагнул в сторону и махнул скьявоной, пытаясь поразить невидимую цель. Брызнула кровь, всего несколько капель, просто окрасилось красным острие клинка, но хватило и этого. Проявился силуэт девичей фигуры, та вывалилась из невидимости и морок сорвало с неё, развеяло в клочья. Марта грянулась спиной оземь, сразу перекувыркнулась через плечо и вскочила на ноги уже на расстоянии полудюжины шагов от официала, быстро попятилась прочь.

Левая рука у меня едва шевелилась, кисть покрывал слой призрачных ос, а пальцы попросту не гнулись; нечего было и пытаться поднять с земли волшебную палочку, пришлось обнажить шпагу. Сбоку встала Марта; одёрнутая моим окриком, она вовремя шарахнулась назад и потому кончик скьявоны чиркнул по плечу и ключице, а шею уже не зацепил. Рукав камзола девчонки понемногу намокал, тоненькая багряная струйка оплетала худое запястье и срывалась с него густыми каплями, но зловещий нож рёгенмарского людоеда в руке ведьмы ничуть не дрожал.

– Пора заканчивать этот балаган, магистр! – объявил Сильвио де ла Вега и решительно двинулся к нам.

Мы с Мартой расступились, намереваясь взять противника в клещи, хоть шансов на успех такой манёвр особо и не увеличивал, и тогда за спиной грянул выстрел!

Сильвио выронил шпагу и приложил ладонь к сердцу. Из-под пальцев толчками потекла кровь, южанин дёрнулся и рухнул лицом вперёд, попытался перевалиться набок и затих.

Я обернулся и увидел, что Уве, так и не сумев подняться с колен, двумя руками удерживает длинный кавалерийский пистоль, а ствол того курится лёгким сизым дымком. Школяр качнулся и повалился вперёд, но не упал, упёрся ладонями в землю.

– Марта, помоги ему! – приказал я оторопевшей от неожиданной развязки девчонки, сам подскочил к распростёртому ничком телу де ла Веги, ткнул его в спину шпагой и навалился, вгоняя клинок в тело, а когда остриё упёрлось в гальку, отпустил рукоять и вытянул из-за ворота висевший на шнурке мешочек. Отыскал перстень официала ордена Герхарда-чудотворца, вложил его в ладонь де ла Веги и обжал вычурную золотую печатку побелевшими пальцами мертвеца.

– Обещал вернуть – возвращаю, – сказал я, а уже понимаясь на ноги, сорвал с шеи покойника цепочку с изумрудом.

После я отошёл к столпу чистейшего сияния, шагнул в него, ощутил восхитительное касание святости и запрокинул голову, силясь углядеть росчерки белоснежных крыльев над головой. Тут же резкий рывок выдернул из молитвенного транса; Марта отволокла меня от места гибели Микаэля и закричала:

– Филипп, да очнись же! Помоги!

Я повертел враз обрётшей чувствительность левой рукой, потом взглянул на силящегося подняться с земли Уве, тело которого сотряслось в приступе изматывающего кашля, и стряхнул с себя неуместное оцепенение. Выдернул из тела официала шпагу, закрепил в перевязи пистоли, не стал оставлять на земле и обгоревший жезл. Потом пришёл черёд саквояжа и вещевых мешков, а дальше я скомандовал ведьме:

– Потащили!

На пару мы подхватили под руки школяра и утянули его к проходу между сараями, где находился спуск к реке. Уве пытался переставлять ногами, но движения его были неверными, словно у горького пропойцы, по лестнице нам с Мартой пришлось его волочь на себе. У частной пристани стоял рыбацкий баркас и несколько лодок поменьше, мы погрузили Уве в ялик, а затем я перерубил верёвку, оттолкнулся от причала и несколькими уверенными гребками, отвёл лодку на глубину.

– Ангел над нами. Ангел кружится! – повторил я вслух последнюю услышанные от маэстро Салазара слова, зачерпнул речной воды и смыл с лица кровь.

– Я не видела никаких ангелов, – уверила меня Марта, усевшаяся за вторую пару вёсел.

– Достаточно и того, что видел я. Достаточно и того…

И я начал грести, стремясь поскорее отплыть от левого берега Рейга и не представляя, что ждёт нас на правом. Но хуже быть не могло. Точно не могло.

Ангел над нами. Ангел кружится.

«Человек предполагает, а небеса располагают», – говорят простецы, и представители духовного сословия с этим утверждением всецело согласны, ибо неисповедимы пути небесные. Аристократы свято верят в собственную избранность, а многомудрые профессора вещают с кафедр школярам, что человек сам хозяин своей судьбы, но лишь наивные глупцы полагают, будто способны заглянуть за ту непреодолимую грань, которая отделяет настоящее от будущего. Есть только один способ узнать о грядущем – до него дожить.

Вот и я в гордыне своей полагал, будто знаю наперёд, как станут разворачиваться события, но всё пошло совсем не так. Хуже ли, лучше – не важно. Просто не так.

На улице звенели колокола, раздавались крики толпы, били барабаны, завывали волынки и дудки, играли на самой грани слышимости скрипки. Весь честной народ праздновал очередную годовщину Явления силы, а я в сопровождении двух неразговорчивых и хмурых монахов шагал по коридору старинного особняка, уже многие годы занимаемого Кафедрой благочестивых раздумий.

О, да! Один момент из задуманного сбылся со всей возможной точностью – нам без особого труда удалось переправиться на правый берег Рейга, а полученная от кардинала Рогана подорожная избавила от неприятных разбирательств с пограничной стражей, когда лодку перехватила патрульная галера, но вот дальше… Дальше всё пошло наперекосяк, и вот уже я подходил к чёрной двери, сверху донизу изукрашенной серебристыми геометрическими фигурами. В основании большинства из них лежали восьмиконечные звёзды, и такими же узорами оказался выложен мраморный пол кабинета, куда меня сопроводили монахи.