Неизменная - Гейл Кэрриджер

Надо заметить, в действительности Ивлин не выглядела так сильно расстроенной потерей жениха, как требовало бы того подобное событие, особенно если учесть, что тот обладал столь выдающимися бровями. Младшая мисс Лунтвилл запихивала в рот куски вареного яйца и методично их пережевывала. Недавно она вбила себе в голову, что станет стройнее, если будет делать по двадцать жевательных движений на каждый оказавшийся во рту кусок. Пока это привело лишь к тому, что она дольше остальных засиживалась за столом.

— Он сослался на разное мировоззрение, но мы все отлично знаем настоящую причину. — Фелисити помахала листком с золотым обрезом.

Определенно, это была записка, содержавшая глубочайшие извинения славного капитана. Ее внешний вид недвусмысленно говорил о том, что все, кто присутствовал на завтраке, включая даже копченую рыбу, уже успели со всей серьезностью в нее вникнуть.

— Не могу не согласиться, — Алексия невозмутимо отпила из почти нетронутого стакана глоток ячменной воды. — Разное мировоззрение? Дело наверняка не в этом. У тебя же вообще нет никакого мировоззрения, правда, дорогая Ивлин?

— Так ты признаешь, что виновата? — чтобы снова броситься в атаку, Ивлин пришлось раньше времени проглотить яйцо. Она тряхнула белокурыми локонами, по цвету всего на пару тонов отличающимися от упомянутого яйца.

— Категорически нет. Я даже не знакома с этим господином.

— Но вина все равно твоя. Ты ни с того ни с сего бросила мужа, живешь у нас. Это возмутительно. Люди. Уже. Говорят. Об этом, — Ивлин безжалостно пронзила сосиску ножом, дополняя свои слова действием.

— Людям свойственно говорить. Насколько мне известно, разговоры вообще принято считать наилучшим способом общения.

— Ах, ну почему ты такая невыносимая? Маменька, сделай с ней что-нибудь, — назначив мать ответственной за поведение Алексии, Ивлин оставила в покое сосиску и снова переключилась на яйцо.

— Что-то ты не выглядишь очень расстроенной, — Алексия наблюдала за сестрой, которая продолжала жевать.

— Нет-нет, уверяю тебя, бедная Иви глубоко растрясена. Вернее даже будет сказать, вне себя от шока, — бросилась на защиту младшей дочери миссис Лунтвилл.

— Ты, конечно, хотела сказать «потрясена»? — В кругу семьи Алексия никогда не стеснялась отпустить колкость — другую.

Сквайр Лунтвилл на другом конце стола единственный из всех оценил сарказм и негромко усмехнулся.

— Герберт, — немедленно упрекнула его жена, — не поощряй ее дерзости. Дерзость — самая неприятная черта в замужней даме. — Миссис Лунтвилл обернулась к Алексии. Ее лицо, лицо хорошенькой женщины, которая стареет, но не осознает этого, скривилось в гримасе, которая, как решила Алексия, призвана изображать материнскую заботливость. В результате почтенная дама стала похожа на пекинеса с пищевым отравлением. — В этом-то и причина твоего отчуждения от него, правда же, Алексия? Ты не вела себя с ним по-умному, да, дорогая?

Миссис Лунтвилл не упоминала имя лорда Маккона с самой свадьбы дочери. Казалось, таким образом она одновременно утверждает тот факт, что Алексия замужем — а такой вариант развития событий казался невозможным практически до самого рокового бракосочетания — и старается забыть, за кем. Конечно, речь шла про пэра Великобритании, да еще, говоря по правде, первого приближенного ее величества, но также и про оборотня. Не помогало делу и то, что лорд Маккон не переносил миссис Лунтвилл и его не волновало, кому это известно — пусть даже и самой миссис Лунтвилл. Ну еще бы, подумалось Алексии, когда-то он даже… Она усилием воли прервала мысль о муже и безжалостно подавила легкую улыбку, которую чуть было не вызвало это воспоминание.

— Мне кажется совершенно ясным, — категоричным тоном перебила Фелисити, — что твое присутствие в этом доме, Алексия, каким-то образом расстроило помолвку Иви. Даже ты, дорогая сестричка, не можешь с этим поспорить.

Фелисити и Ивлин были младшими единоутробными сестрами Алексии, но больше у этих барышень ничего общего с ней не наблюдалось. Они были низенькими, белокурыми и тоненькими, в то время как Алексия — высокой, темноволосой, смуглой и, сказать по правде, отнюдь не худенькой. Сестры любили хихикать, часами разглядывать модные журналы и носить розовое, Алексия — нет. Весь Лондон знал, что она обладает высоким интеллектом, живым умом и покровительствует научному сообществу. А Фелисити и Иви были известны своими пышными рукавами. В результате мир определенно становился куда лучше, когда трем сестрам не приходилось жить под одной крышей.

— Нам всем известно, какое у тебя взвешенное и непредвзятое мнение по этому вопросу, Фелисити, — голос Алексии был совершенно невозмутим.

Фелисити уткнулась в светский раздел ежедневной газеты «Дамский щебет», всем видом демонстрируя, что она не хочет больше участвовать в разговоре. Но миссис Лунтвилл отважилась пойти дальше:

— Однако же, милая Алексия, разве не пришло время вернуться домой, в Вулси? Я имею в виду, что ты пробыла с нами неделю и, конечно, нам это очень приятно, но ходят слухи, что он уже вернулся из Шотландии.

— Кто?

— Ну, э-э-э… лорд Маккон.

— С чем его и поздравляю.

— Алексия! Да что ты такое говоришь?

— Конечно, — вмешалась Ивлин, — в городе его никто не видел, но говорят, он приехал вчера в Вулси.

— Кто говорит?

Вместо объяснения Фелисити зашуршала газетой.

— Ах, они!

— Он, должно быть… с нетерпением ждет тебя, милая, — возобновила штурм миссис Лунтвилл. — Томится в отсутствие твоего… — она помахала рукой в воздухе.

— Моего чего, маменька?

— Э-э, блестящего общения.

Алексия фыркнула, в прямом смысле фыркнула, прямо за накрытым столом. Коналлу, пожалуй, нравилась ее прямота, но она очень сомневалась в том, что муж сильнее всего скучает по ее интеллектуальным качествам. Лорд Маккон был оборотнем с большим, если можно так выразиться, аппетитом. То, что ему сильнее всего не хватало, располагалось отнюдь не в ее голове, а куда ниже. Перед мысленным взором Алексии возникло лицо мужа, моментально сокрушив ее непоколебимость. Какие глаза у него были, когда они виделись в последний раз! Глаза обманутого, преданного человека. Но то, что он не поверил ей, что он в ней усомнился, было непростительно. Как посмел он оставить ее с воспоминанием об этом его несчастном взгляде бездомного щенка, о его потерянном виде, как посмел играть ее чувствами! Алексия Маккон заставила себя, не сходя с места, вспомнить и прочувствовать все, что он наговорил ей тогда. Она никогда не вернется к этому — она лихорадочно искала верное слово — к этому недоверяльщику! Похоже, мозг отмел все существующие термины и в качестве компенсации измыслил новый.

Леди Алексия Маккон принадлежала к тому типу женщин, представительницы которого, оказавшись в зарослях шиповника, начинают приводить их в порядок, обрывая шипы. На самом деле за те три дня, что прошли в непозволительно мерзком поезде, возвращавшемся из Шотландии в Лондон, она свыклась с тем, что муж отказался и от нее, и от их ребенка. Для этого потребовались ровным счетом двенадцать слезинок и около двенадцати сотен неприятных слов, громко сказанных всякому, кто готов был слушать, насчет двенадцати колен предков лорда Маккона. Закончилось все ледяной яростью. Алексия умела защищаться, когда ей доводилось сделать что-то не так, но оказалось, что защищаться, будучи абсолютно невиновной, совсем другое и гораздо более неприятное дело. Даже лучший «дарджилинг» от Боглингтона не смог ее успокоить. Что прикажете делать даме, когда даже чай не действует? Оставалось лишь тихо кипеть от гнева. Через несколько дней такого кипения леди Маккон стала довольно уязвимой и болезненно воспринимала любые острые ситуации. Ее родным следовало бы опознать эти признаки.