Бабье царство. Русский парадокс - Эдвард Радзинский

Петр, так унизительно описанный Екатериной, на самом деле был очень современным человеком. Именно таким он предстает в истории с новым любовником молодой Екатерины – Станиславом Понятовским. Этот польский аристократ служил в английском посольстве. Умен, блестяще образован, и что очень важно для Екатерины – Понятовский, как и Салтыков, хорош «как день». Двор наследника – «малый двор» – находился тогда в Ораниенбауме. Любовные свидания Екатерины с Понятовским происходили во дворце, построенном Меншиковым, в ее апартаментах. Вскоре о романе узнал весь двор. Выдала маленькая собачка Екатерины. Во время очередного приема собачка, страстно лаявшая на всех чужих, увидев Понятовского, бросилась к нему ласкаться…

Однажды караул великого князя задержал Понятовского, возвращавшегося после очередной встречи с возлюбленной. Петр лично допросил графа. Поляк долго запирался. Петр, смеясь, объяснил Понятовскому, что он и не думает ревновать. Караулы вокруг дворца – лишь для обеспечения безопасности. И тогда наконец Понятовский признался. В своих воспоминаниях он описывает всю дальнейшую удивительную сцену. Петр сказал ему: ««Ну, не безумен ли ты!.. Что стоило своевременно признаться – никакой чепухи бы не было… Ну, раз мы теперь добрые друзья, здесь явно еще кого-то не хватает!..»

Он направился в комнату своей жены, вытащил ее, как я потом узнал, из постели, дал натянуть чулки, но не туфли, накинуть платье из батавской ткани, без нижней юбки, и в этом наряде привел ее… Затем мы… [на этих посиделках присутствовала и Елизавета Воронцова. – Э. Р.] принялись болтать, хохотать, устраивать тысячи маленьких шалостей, используя находившийся в этой комнате фонтан, – так, словно мы не ведали никаких забот. Расстались мы лишь около четырех часов утра… Начиная со следующего утра все улыбались мне. Великий князь еще раза четыре приглашал меня в Ораниенбаум. Я приезжал вечером, поднимался по потайной лестнице в комнату великой княгини, где находились также великий князь и его любовница. Мы ужинали все вместе, после чего великий князь уводил свою даму со словами: «Ну, дети мои, я вам больше не нужен, я полагаю…» И я оставался у великой княгини так долго, как хотел».

Но иллюзия свободных отношений в семье наследника не могла продолжаться долго. И история с Понятовским это подтверждает. В этом нарочитом проявлении нелюбви к жене, в бесцеремонности обращения Петра с Екатериной была не только бравада, но и ненависть. Причем взаимная. Можно представить, как она ненавидела Петра за эту демонстрацию равнодушия к ней, за это насилие над нею – сидеть вместе с его любовницей! Умная Екатерина поняла: так долго продолжаться не может. Взойдя на престол, он не простит ей ее нелюбви к нему. И его подавленная нынче ненависть прорвется. Не станет мириться со своим положением и Елизавета Воронцова. При той власти, которую она захватила над Петром, ей захочется стать Императрицей. Так что Екатерина знала: в будущем ее в лучшем случае ждал монастырь…

Ей не нужно было долго размышлять о том, что делать. «Что делать» – кричало все вокруг. Уже в ее первые дни в России перед пятнадцатилетней умненькой девочкой Екатериной предстал призрак переворота – Рижский замок, где некоторое время находилась свергнутая правительница Анна Леопольдовна… В Петербурге она увидела саму Императрицу Елизавету – живое воплощение заговора. Видела она ее в гвардейском мундире, пьющей с участниками переворота, лейб-компанцами – главным орудием революции. Одна рота решила дело! Да и вся история России в XVIII веке, которую добросовестно выучила Екатерина, была историей победных дамских заговоров. В этой атмосфере она написала: «…В глубине души у меня было что-то, что не позволяло мне сомневаться ни минуты в том, что рано или поздно мне самой по себе удастся стать самодержавной Русской императрицей…» Таков был, говоря словами Екатерины, «портрет пятнадцатилетнего философа», – таковы были ее мысли уже в пятнадцать лет!

И Императрица Елизавета уже вскоре стала опасаться умную девочку. Елизавета обладала тем, что у женщин подчас важнее ума, – интуицией. В этой обольстительной, необычайно разумной девушке, явно не любящей ее простодушного племянника, она почувствовала опасность для него. Елизавета даже подумывала отослать ее обратно, на немецкую родину, но не решилась. Екатерина, узнав об опасности, написала: «Я увидела ясно, что он покинул бы меня без сожаленья; что меня касается, то, ввиду его настроения, он был для меня почти безразличен, но не безразлична была для меня русская корона».

С самого начала своего пребывания в России совсем юная Екатерина обдумывала… заговор! Ее любовник Понятовский, служивший в английском посольстве, стал в нем важным звеном. Он был выслан Елизаветой, узнавшей об их связи, в Польшу. Но свое дело сделал: через него Екатерина сошлась с английским послом, то есть с английскими деньгами, которые впоследствии примут участие в перевороте. Кроме того, умная девушка быстро поняла двор Елизаветы – здесь правили жадность и продажность. И все свои личные жалкие деньги Екатерина тратила на подарки придворным, привлекая их сердца…

Умный канцлер Бестужев правильно оценил ее. Как только Императрица Елизавета начала болеть, Бестужев принялся обсуждать с Екатериной будущее. Они придумали, что в случае смерти Елизаветы на престол вступит сын Петра – младенец Павел. Самого же Петра нужно заставить отречься. Если он так любит свою Голштинию – пусть туда и едет! Но Бестужев, как мы уже писали, пал и был отправлен в ссылку Елизаветой… Только бездарность Александра Шувалова, главы тайной полиции, и успешное уничтожение Бестужевым и Екатериной их переписки спасло тогда Екатерину.

Но главное Екатерина сделала сама. В отличие от несчастного мужа она хорошо усвоила роль «парламента с ружьями». После романа с князем Салтыковым время, когда ею управляло чувство, ушло безвозвратно. Теперь всю ее жизнь Чувство будет соединено с Пользой.

Лишившись Понятовского, она недолго тосковала. Безошибочно выбрала нужного любовника. В ее нынешнем положении ей требовалась гвардия, успешно сажавшая на русский престол Императриц.

В это время разгорелся скандал, героем которого был любимец гвардии Григорий Орлов. Бесстрашный красавец-гвардеец, получив три раны в битве при Цорндорфе, из строя не ушел. Стал адъютантом генерала-фельдцейхмейстера Петра Шувалова и совершил новый подвиг, не менее ценимый товарищами-гвардейцами: не побоялся наставить рога своему патрону – одному из могущественнейших людей в России. Как и положено в галантном веке, подобная история сделала удалого гвардейца самым модным кавалером в Петербурге. Восторг гвардии! Восторг придворных, завидовавших и не любивших богача Петра Шувалова!

Екатерина внимательно отнеслась к этой истории и, главное, к биографии удальца. У красавца оказалось еще четверо братьев – таких же, как он, любимцев гвардии. Отчаянное удальство было их семейной чертой… Их дед участвовал в Стрелецком бунте, был приговорен к отсечению головы. Головы в тот день рубил сам Царь. Когда дед поднялся на эшафот, ему под ноги покатилась отрубленная голова только что казненного стрельца. Он с усмешкой взглянул на Царя, поджидавшего его с топором, и откинул ногой, как мячик, отрубленную голову. После чего, все так же усмехаясь, спокойно лег сам под топор. Понравилось это удальство Царю, и простил он деда…