На новой земле - Джумпа Лахири

— Что?

— Фотографии. Не всегда, но часто, и так, что мне самому становится страшно.

Он закурил сигарету и рассказал ей о том, что произошло прошлым летом. Он возвращался на машине в Рим и по дороге увидел аварию: две машины столкнулись на перекрестке. Вокруг собралась небольшая толпа, но полиция еще не приехала. Пассажиры не пострадали, но были сильно напуганы. Каушик выскочил из своей машины и первым делом сделал несколько снимков происшествия.

— Представляешь? — сказал он. — Сам не знаю почему, но я их сфотографировал. И даже не спросил, все ли у них в порядке.

Прошло три недели. Одним декабрьским вечером, когда они вернулись в квартиру Джованны, раздался телефонный звонок. Звонил Навин, и Хема не стала брать трубку. Она и не смогла бы подойти к телефону, потому что в это время Каушик прижимал ее к стене, торопливо расстегивая жакет, потом верхние пуговицы блузки, целуя ее шею, а потом и грудь. Дыхание у Хемы перехватило, сердце забилось, и ключи выпали из пальцев и звякнули о терракотовый пол. Только не надо забывать, повторяла себе Хема, едва переводя дыхание, что все это скоро кончится: через две недели они разойдутся в разные стороны, и ничего у них не останется от этого времени, кроме памяти, даже ключи от обеих квартир больше не будут им принадлежать. И эта мысль позволила ей опять с легким сердцем позволить Каушику стянуть с нее джинсы и распластать по стене, в то время как из соседней комнаты доносился голос ее жениха, просящего перезвонить ему. Каушик всегда надевал презерватив, и Хеме пришло в голову, что это — еще одно доказательство того, что даже их тела никогда поистине не сливались воедино. В их отношениях нет места любви, твердо сказала себе Хема, надо все время помнить об этом, она и так уже много лет потратила на человека, который ее бессовестно обманывал, все, хватит, такого больше не повторится.

Позже она перезвонила Навину, сказала ему, что собирается отправиться в путешествие по Италии, для того чтобы он больше не пытался связаться с ней, и эта ложь навела их с Каушиком на мысль и на самом деле уехать вдвоем на несколько дней.

Они решили посетить Вольтерру, город, который изначально был основан этрусками, и именно в этом суровом, неприветливом, уединенном месте они провели оставшиеся перед расставанием дни. Путешествие заняло несколько часов: сначала они ехали вдоль берега моря, пока не добрались до Тосканы, затем быстро пролетели сквозь туманную Маремму, но немного замедлили скорость на узкой трассе, извивающейся между белых меловых холмов долины реки Чечина. Потом вдали они увидели Вольтерру — построенная на высоком холме, она казалась островом посреди зеленого моря. Аскетическая романская архитектура, гербы старинных родов, украшающие башни, произвели на Хему большое впечатление. Эти средневековые крепости были построены гораздо позже Форума, однако они казались Хеме замкнутыми сами на себе, непроницаемыми для глаз немногочисленных туристов. В Риме она чувствовала себя в безопасности затерянной среди тысяч других людей, и их любовная связь была невидимой для посторонних глаз, но в Вольтерре ей вдруг стало неуютно, как будто даже стены указывали на нее, осуждали. Атмосфера в городе также не отличалась гостеприимством, местные жители, хоть и вели себя вежливо по отношению к ним, не особенно скрывали, что не будут переживать, когда их оставят в покое.

Это место было очень тихим, как будто дало обет молчания, кроме резкого стука ее каблуков по камням, внезапно раздававшихся трелей церковных колоколов да завывания ветра других звуков Хема не слышала или не замечала. Стояла предрождественская неделя, и нарядно украшенный город имел чуть более дружелюбный, чем обычно, вид. Хема и Каушик заходили в мастерские, наблюдали, как вырезают и полируют статуи из алебастра, — этот полупрозрачный минерал издревле добывали в Вольтерре.

Здесь было холоднее, чем в Риме, и теперь вместо замшевого плаща Хема куталась в бушлат Каушика.

Сейчас она была благодарна за его согревающую тяжесть, но невольно вспоминала ту, другую куртку, которую ей приходилось донашивать в детстве и которую она так ненавидела. Даже когда они не были знакомы, их уже связывали и эмоции, и общие вещи.

Они остановились в старинной гостинице, раньше в этом здании располагался монастырь, и их комната когда-то служила монашеской кельей. Еда здесь была проще, в ресторане гостиницы им подавали миски с местной солянкой риболлита, несоленый хлеб, а вечером — горько-сладкий горячий шоколад. И когда они сидели за грубыми столами, с аппетитом поглощая крестьянскую пищу, отдыхая после многочасовых прогулок по городу, они тоже заражались спокойствием и неторопливой безмятежностью местной жизни. Каушик сделал несколько фотографий окрестностей, но ни разу не сфотографировал Хему.

Поскольку было очень холодно, большую часть времени они проводили в музеях и церквах. Знаменитый Этрусский музей Гварначчи они оставили на закуску. В его залах они увидели сотни похоронных урн, в которых этруски хранили прах умерших. Они назывались урнами, но больше напоминали небольшие гробы, выполненные из алебастра или терракоты, а крышки украшали человеческие фигуры. Головы статуй были непропорционально велики для маленьких тел, однако лица выглядели живыми. Женщины носили покрывала, а в руках держали фрукты или раскрытые веера. Боковые стороны урн были покрыты резьбой, изображающей повозки, запряженные крылатыми конями, уносящие умерших в подземное царство, фантастических животных и рыб, населяющих его. В тот день Хема и Каушик были единственными посетителями музея, и они бродили по залам, вполголоса переговариваясь и косясь на молчаливых смотрителей, сидящих в каждом зале на раскладных стульях. В том музее они увидели еще один «супружеский» саркофаг, но парная статуя, украшавшая его, не имела ничего общего с фигурами молодых влюбленных из римского музея. Эти супруги, скорее всего, прожили вместе много лет, их лица были испещрены морщинами, а по их выражению казалось, что и в загробном мире они продолжают ссориться.

После осмотра музея Хема и Каушик отправились обедать в ресторан на пьяцца дей-Приори, который им особенно полюбился. После обеда они собирались вернуться в Рим, а на следующий день Хема улетала в Индию. Утром они собрали вещи, погрузили их в машину и освободили номер, а сейчас в ресторане они заказали брускетту с черной тосканской капустой и пасту папарделли с мясом дикого кабана. Хема вытащила открытки, купленные в музее, и выложила их в ряд на столе, а Каушик разлил вино по бокалам. На одной открытке была изображена статуэтка, которая поразила их своей оригинальностью: бронзовая скульптура мальчика, так сильно вытянутого в длину, что он напоминал скорее скелет, с плотно прижатыми к бокам руками. Хема долго разглядывала странный силуэт статуэтки, но вскоре ее отвлекли голоса. В центре ресторана за большим столом сидела шумная компания молодых мужчин в строгих костюмах.

— Местные клерки на отдыхе, — прокомментировал Каушик, прислушиваясь к их громкому разговору. — Эти работают в банке. — Он послушал еще немного, потом сказал: — Они родились здесь и всю жизнь прожили в компании друг друга. Здесь и умрут.

— А я завидую им, — сказала Хема.