Ритуал тьмы - Кристоф Хардебуш

— Послушайте, почему бы вам просто не попробовать? — Валентина мотнула головой в сторону двери. — Спросите министра, не согласится ли он меня принять.

Толстенький секретарь неуверенно поднялся со стула и скрылся в кабинете Шатобриана. Через пару мгновений дверь распахнулась, и чиновник, поклонившись, позволил Валентине войти.

Министр иностранных дел оказался кряжистым мужчиной с густыми черными волосами, такими взъерошенными, что казалось, будто он специально их растрепал. Подойдя к Валентине, Шатобриан поцеловал ей руку.

— Моя милая графиня, если бы я знал, что этот глупец заставляет вас ждать в приемной, я немедля вышел бы вам навстречу. Мадам де Рекамье весьма восторженно отзывалась о вас.

— Благодарю, мсье, не могу не ответить вам таким же комплиментом. Следуя совету Жюли, я прочитала «Аталу»[68], и это принесло мне большое наслаждение.

Министр, самодовольно улыбнувшись, слегка поклонился.

«Если лесть позволит мне добиться своего, — подумала Валентина, — то я еще, чего доброго, начну хвалить его прическу или вкусы короля».

— Я очень благодарна вам за то, что вы согласились на эту аудиенцию, милорд.

— Прошу вас, присаживайтесь. Насколько я понимаю, речь идет о семейных проблемах с вашим мужем графом Карнштайном, не так ли? — осведомился Шатобриан.

— Он уехал по делам в Османскую империю, и я с начала года не получала от него писем, чего раньше никогда не случалось. И вообще, у меня о нем нет никаких вестей, и это крайне меня беспокоит.

«От угрызений совести я не могу спать ночью. Это ведь я отправила его туда на поиски Никколо. Если теперь пропадут они оба, я себе этого никогда не прощу».

— Понимаю. По какому делу ваш муж направился туда?

— Это связано с импортом серебра, — не моргнув глазом, ответила Валентина. — Мой муж хотел осмотреть серебряную шахту, которую собирается приобрести.

Ложь далась ей легко, ведь она была недалека от правды.

— Османская империя — весьма сложное государственное образование, — задумчиво протянул министр, принимаясь ходить туда-сюда по комнате. — Это многонациональная страна, и множество народностей стремятся к созданию своих государств. Фактически там постоянно ведется гражданская война, и я боюсь, что французское влияние в этом регионе невелико. «Больная на Босфоре»[69], так, кажется, говорят. Если ваш супруг намерен вести там дела, то он отважен до безрассудства.

— Да, такова его природа, — улыбнулась Валентина. — Но сможете ли вы помочь мне, милорд?

— Посмотрим, что я смогу сделать, — пообещал Шатобриан.

— Благодарю вас, — Валентина встала. — Пожалуйста, сообщите мне, если вам что-либо станет известно.

Монастырь неподалеку от Каламбаки, 1824 год

Никколо смотрел вниз. Монастырь, в который его привели Катя и Гристо, был построен на высокой скале. Когда они пришли сюда ранним утром, скалы были укутаны туманом, и казалось, что это место получило свое название не зря — с болгарского оно переводилось как «Плывущий в воздухе».

Монахи подняли их наверх, сбросив вниз сетку на канате, и, следуя христианским заповедям о любви к ближнему, предоставили скромную пищу и жилье. Никколо благодарил их от всей души, мучаясь, впрочем, угрызениями совести — если бы монахи знали об истинной природе своих гостей, вряд ли они проявили бы такую доброту.

Вымывшись и побрившись, итальянец впервые за долгое время почувствовал себя тем человеком, каким был раньше. Конечно, его раны давно зажили — Катя при помощи Гристо объяснила, что это проявление его дара, — но шрамы напоминали Никколо о шахте и о борьбе…

Он услышал запах Людовико еще до того, как вампир приблизился. С каждым превращением чувства Никколо становились острее, и он не знал, какие еще перемены ему предстоят. «Может быть, когда-то и в человеческом облике в моих чертах будет проглядывать волк, как у Кати?»

— Солнце скоро сядет, — заметил Людовико, облокачиваясь о выступ стены. — Поразительно, и как они построили этот монастырь на такой высокой скале? — Он залюбовался долиной.

Итальянец лишь кивнул. Близость вампира изматывала, и Никколо не знал, в том ли дело, что ему известно о природе

Людовико, или же запах вампира вызывал в вервольфе чувство опасности. Юноша старался не выказывать неприязни, хотя и понимал, что чувства графа настолько остры, что он и так все замечает.

— Нам нужно поскорее уезжать, — заметил вампир. — По крайней мере, мне. Наверное, моя… жена уже беспокоится обо мне.

Никколо сглотнул, но промолчал. Ему показалось, что Людовико неприятно упоминать в разговоре с ним Валентину, к тому же юноша просто не знал, что на это ответить.

— Я тоже должен вернуться на родину. Нужно позаботиться о семье. Но сперва я предупрежу Байрона, и это дело не терпит отлагательств. Монахи сказали, что он по-прежнему в Месолонги, но турки уже сняли осаду с крепости. После встречи с Байроном я сяду на корабль и вернусь в Ареццо.

— А как же наши новые друзья? Вернее, твои новые друзья, — Людовико улыбнулся. — Эта волчица готова разорвать мне горло, да и Гристо нельзя причислить к моим горячим поклонникам, но он хотя бы старается скрыть свое отвращение.

— Мы с ними договоримся о встрече. Я вернусь, как только Марцелла будет в безопасности. Мне столько всего нужно узнать, и наконец появились люди, которые помогут мне в этом.

— Первые недели самые тяжелые, — мягко сказал Людовико, словно он мог понять состояние вервольфа.

«Хотя, скорее всего, он-то меня и понимает, ведь и сам был когда-то человеком», — подумал Никколо.

— Так значит, вот и все? — тихо спросил он. — Мы попрощаемся, пожелаем друг другу доброго пути и пойдем каждый своей дорогой?

Людовико провел ладонями по накидке, которую дали ему монахи, и улыбнулся.

— Нет сигар, как жаль. Мои запасы остались в Иоаннине, — граф обвел взглядом скалы, окаменевшими гигантами возвышавшиеся к самому небу. Солнце садилось. — Да, наверное, именно так и будет. Мы с тобой очень разные. Ты начнешь новую жизнь, возможно, даже здесь, или в каком-то другом месте, я же вернусь к жизни старой. Конечно, я буду помнить наши приключения в Албании. Такое быстро не забывается.

— То, что ты сказал о моем отце…

— Забудь, — резко перебил его Людовико, отворачиваясь. — Я просто хотел сделать тебе больно. Такова уж моя природа. Он был безупречным человеком.

Никколо чувствовал, что вампир лжет, но решил не задавать больше вопросов.

Они стояли рядом на скале, нежась в последних лучах солнца. Долина внизу наполнялась темнотой, и скоро тень легла и на монастырь.