Мы начинаем в конце - Крис Уитакер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подвинул к себе стопку и принялся листать бумаги. Почерк Лу-Энн; мелкие ДТП, вандализм, предполагаемое вторжение в пределы частной собственности. Уоку было трудно сосредоточиться, а ведь когда-то он подобные делишки разбирал — как орешки щелкал. Попалась пара служебных записок от руководства штата и — совершенно неожиданно — письмо от доктора Дэвида Юто, ответ на звонок.
С нарастающим отчаянием Уок пытался сообразить, что это за Юто такой; наконец память сжалилась над ним и всплыло имя — Бакстер Логан, заключенный, которого убил Винсент Кинг; а доктор Юто проводил аутопсию.
Уок взглянул на часы. Было уже поздно, однако он набрал номер Дэвида Юто.
К его удивлению, старый патологоанатом ответил после первого гудка. Оказалось, он собрался на покой — последнюю неделю дорабатывает, готовится сдать дела преемнику. Он, этот преемник, на двадцать лет моложе, а опыта у него — минус целая жизнь. Состоялся обмен любезностями, после которого Уок перешел к делу — спросил о Бакстере Логане. Старому патологоанатому потребовалась всего минута, чтобы отыскать нужную папку; вот что значит организованный человек.
— Инспектор Уокер, что конкретно вас интересует?
— Ну… Подробности, наверное. Я бы хотел…
— В то время с нас не очень строго спрашивали. Экспертизу ДНК, например, делать было совсем не обязательно. Я просто определил причину смерти — черепно-мозговая травма.
Уок сидел, расположив ноги на столе, и потягивал виски.
— Вот оно что. Один удар — и готово…
— Нет, не один удар; далеко не один, судя по виду погибшего.
Уок уставился в свой стакан.
— Я отлично помню разговор с Кадди. Он сам мне позвонил, — продолжал доктор Юто. — Разумеется, Кадди тогда был еще желторотый, под началом своего отца работал. Так вот, он сказал мне: не тратьте время на Бакстера Логана — в тюрьме Фейрмонт насильники крайне непопулярны. Поэтому я зафиксировал причину смерти и занялся другим трупом.
— Телесные повреждения… Они были… очень серьезные?
Доктор Юто вздохнул.
— Немало лет прошло, инспектор Уокер, но попадаются такие случаи, о которых всю жизнь помнишь. Короче: у Бакстера Логана были выбиты все зубы до единого; кости обеих глазниц раскрошены, а переносица сломана, да так жестоко, что нос расплющился, словно размазался по лицу.
— Но ведь речь идет о драке. Винсент Кинг защищал свою жизнь.
— Не знаю, что вы хотите от меня услышать, инспектор Уокер. Конечно, это была драка; но удары продолжали обрушиваться на Логана еще довольно долго после того, как он испустил дух.
Уоку представилась Стар, три ее сломанных ребра. Он поблагодарил доктора Юто и повесил трубку.
Сглотнул, отхлебнул еще виски. Горло горело, сердце пустилось галопом. Уок поднялся и вышел на улицу. Была уже ночь. Ничего — он просто прогуляется. Бухту пересекала стайка суденышек, на воде плясали световые пятна.
Уок двигался размеренным шагом — вдыхал соленый ветер, пытался упорядочить мысли; они же разбегались, трудноуловимые, и подсовывали сцены, которых он предпочел бы никогда не видеть. Например, давних соседей, тех, что жили на Брайвуд-авеню давным-давно, когда юному Уоку принадлежал весь Кейп-Хейвен.
В конце Сансет-роуд он остановился передохнуть — и вдруг увидел вдалеке бегущего Винсента. Разглядел даже, что на нем темные джинсы и рубашка. Хотел окликнуть; передумал и поспешил следом, держась на приличном расстоянии. Ибо не представлял, что сейчас чувствует старый друг, выхваченный из лап смерти, оставленный жить.
Сансет-роуд забирала вверх; минуты через две Винсент достиг каменной стены, вскарабкался по ней, вдруг, в слабом свете уличных фонарей, явившись на гребне очень четким силуэтом. Шагнул к дереву желаний, но не задержался возле него, лишь наклонился, тотчас снова выпрямился и стал озираться.
Поодаль стоял автомобиль с включенными фарами; дальний свет, лучи тянутся к вершине холма. Уок шагнул в тень; Винсент, явно напрягшись, поспешил дальше по улице, также избегая вступать в полосу света, и скоро растворился в ночи.
Уок дождался, пока автомобиль тронется, пока исчезнет из виду. Лишь после этого он сам взобрался на стену и спрыгнул в высокую траву. Сначала шарил у корней дерева желаний, как слепой, затем догадался посветить мобильником.
У самой земли, почти незаметное, чернело дупло.
Встав на колени, Уок запустил в него руку — и вынул револьвер.
— Наши астронавты — которые с «Аполлона» — оставили следы на Луне, — говорил Томас Ноубл. — И знаешь, сколько они там продержатся? Как минимум десять миллионов лет.
Небо уже не казалось Дачесс бесконечным. Ей было известно насчет душ и пророчеств, насчет чудесного воссоединения и грядущего нового мира. О Робине — как он испугается, когда увидит, проснувшись, что ее нет, — Дачесс старалась не думать. Стыд и боль образовали комок в горле; сглатывая, она едва не вскрикнула.
— Куда ты направишься?
— Есть одно дело.
— Останься здесь.
— Нет.
— Возьми меня с собой.
— Нет.
— Я храбрый. Я глаз положил за тебя, потому что…
— За это я вечно буду тебе благодарна.
Они лежали на траве в ноубловском саду, у дальней изгороди. Лес, что начинался почти сразу за изгородью, умалял их до состояния теней.
— Это несправедливо — то, что с тобой случилось, — выдал Томас Ноубл.
— Ты как дитя малое. О справедливости вспомнил. — Дачесс закрыла глаза.
— Сама ведь знаешь — добра из этого не выйдет.
Проклюнулась звездочка. Дачесс не стала загадывать желание. Пускай дети загадывают, а она давно не ребенок. Может, она вообще родилась сразу взрослой.
— Странные создания люди, — произнесла Дачесс. — В небо глядят всю жизнь, вопросами задаются: типа, если Бог есть, почему он не вмешивается? Молятся зачем-то…
— Просто они верят. Надеются, что однажды Бог поможет.
— Иначе жизнь слишком ничтожна, да?
Томас на вопрос не ответил, но вдруг прошептал:
— Я боюсь, что ты не вернешься.
Дачесс молча смотрела на луну.
— Было время, когда я спрашивал Бога, почему у всех руки как руки, а у меня култышка. Молился перед сном — чтоб мне проснуться, а рука — нормальная. Толку никакого, сама видишь…
— Может, молиться вообще бесполезно?
— Останься со мной. Я тебя спрячу.
— Нет, я должна кое-что сделать.
— Давай я буду помогать.
— Тебе нельзя.
— Выходит, я должен вот так вот запросто отпустить тебя неизвестно куда? Это смелый поступок, по-твоему?