Экзорцисты - Джон Сирлз

– Сильвестр, – вмешалась мама. – Я думаю, будет лучше…

– О, это очень мило, мистер Мейсон. Но я бы не хотела вам мешать.

– Не нужно так говорить. Мы рады, что ты живешь с нами.

Может быть, мама не сказала отцу о предупреждении Альберта Линча – девочка может вести себя совершенно нормально или почти нормально – а потом резко меняется. Или мама ему говорила, но он решил, что лучше знает, как следует поступить. Так или иначе, даже если никто не вспомнил слова Альберта Линча, они вращались у меня в сознании, точно лопасти оконных вентиляторов. В тех немногих случаях, когда я находилась рядом с Абигейл, она ни разу на меня не посмотрела – во всяком случае, прямо. Я этого не понимала до того момента, пока она не подняла глаза и не взглянула на меня в первый раз. Мне показалось, что диковинный ядовитый цветок раскрывает свои лепестки и поворачивается ко мне. Абигейл подняла от тарелки свои дикие голубые глаза и направила их на меня, продолжая говорить с отцом все тем же безмятежным голосом.

– Сильви не хочет, чтобы я с вами поехала.

– Чепуха, – возразил ей отец.

– Все в порядке, – сказала Абигейл. – На месте Сильви я бы тоже не хотела. Пойти в кафе – дело семейное. И у меня такое ощущение, что для нее это важно.

Тарелка с шербетом и фруктовое мороженое – мама вновь их объединила, но теперь они стали утешительным призом, которого никому не хотелось, и в первую очередь мне. Должно быть, мама это почувствовала и тут же сказала, что готова остаться дома с Абигейл, а мы поедем в кафе с отцом и привезем мороженое для всех. Однако отец решил, что нам следует пойти в кафе вместе.

– Сильви, скажи ей, что это неправда. Мы не могли вырастить дочь, которая готова оставить гостью одну дома.

Они смотрели на меня, но сильнее всего я ощущала взгляд Абигейл. Я заглянула в ее безумные голубые глаза, и мой разум наполнился воспоминаниями о том дне, когда ее отец распахнул дверь фургона и мы увидели ее на полу, на тонком матрасе. Я подумала, что сейчас она казалась спокойной и отличалась от девочки со спутанными волосами и разбитыми ногами, прятавшейся за спиной моей мамы и переворачивавшей стулья, на которых мы сейчас сидели. Но, несмотря на обретенную безмятежность, и дни и ночи, проведенные моей мамой в молитвах и чтении Библии, мне было не по себе, когда рядом находилась Абигейл.

Тем не менее я посмотрела на Абигейл, говорившую с моим отцом, так же, как она смотрела на меня.

– Я не понимаю, с чего Абигейл взяла, что я против того, чтобы она пошла с нами. Я не возражаю. Если она сама хочет.

Конечно, Абигейл хотела.

Переодевшись в вылинявшую футболку с аркой Сент-Луиса и шорты, которые мама заштопала, Абигейл села в «Датсун» вместе с нами. В такой жаркий вечер кафе, где продавали мороженое, везде переполнены, и Дандалк не был исключением. Отцу удалось найти место для парковки только в квартале от кафе-мороженого.

Как только мы вышли из машины, мама заметила то, на что никто из нас не обратил внимания, – Абигейл была босиком. Однако мы уже ничего не могли с этим сделать и прошли мимо надписи БЕЗ РУБАШЕК И ОБУ-ВИ НЕ ОБСЛУЖИВАЕМ. Как только мы встали в длинную очередь, извивавшуюся точно змея, все разговоры стали тише. Одно дело проезжать мимо нашего дома по ночам и кричать в окна машин, тут же скрываясь в темноте, или незаметно ломать почтовый ящик и опрокидывать мусорные баки – на это у людей хватало мужества. Но в ярком свете кафе они перешли на шепот. Теперь они только кивали или переглядывались.

Конечно, мои родители не обращали на них внимания. Если Абигейл и заметила что-то, то вида не подала, она внимательно разглядывала мороженое на стойке. Я ждала, что нас выгонят, но очередь медленно продвигалась вперед, и вскоре я оказалась возле холодильника с матовыми дверцами. Внутри стояли самые разнообразные пирожные. Цветы из сливок, гладкие поверхности, похожие на покрытую снегом поверхность пруда, ждали момента, когда на них будут написаны поздравления, и я вдруг подумала о торте для Рози, и этот образ произвел на меня опустошающее действие.

– Что ты выберешь?

Я настолько погрузилась в мысли о Роуз и о том, как изменилась наша жизнь, что прошло некоторое время, прежде чем я сообразила, что вопрос задала Абигейл – и что она обращается ко мне. Я отвернулась от пирожных и тортов и посмотрела на рисунок на ее футболке, который, точно картину старых мастеров, покрывало множество трещин. Я попыталась представить, что бы выбрала сестра, если бы была с нами, и решила сделать так же.

– Шоколадное, – ответила я Абигейл.

– Хорошо, – с улыбкой сказала она, – тогда и мне тоже, если ты, конечно, не возражаешь.

Очередь переместилась вперед. Я отошла от холодильника и Абигейл.

– Конечно, я не возражаю. Выбирай что хочешь.

Наконец, получив свои порции, мы вчетвером направились к столикам для пикника, где сидели другие посетители кафе. В темном небе над Колгейт-Парк кто-то запускал фейерверки, и я обрадовалась, что они отвлекли людей, которые наблюдали за расцветающими над кронами деревьев цветами и не обращали внимания на семью Мейсонов и их гостью. Даже нас заворожило это зрелище, мороженое потекло по нашим запястьям, оно таяло быстрее, чем мы успевали его есть. Когда фейерверк закончился, мороженое было съедено, а мятые липкие салфетки зажаты в наших ладонях – отец посмотрел вниз и заговорил полным раскаяния голосом.

– Возможно, я ошибался, – сказал он. – Все эти годы я говорил, что это напрасная трата денег. Для семьи такие моменты просто необходимы. Когда Роуз вернется, мы обязательно должны сюда сходить еще раз.

После стольких дней, в течение которых никто не говорил о сестре, в особенности о том, что она вернется и что мы снова станем семьей, его слова исправили мое настроение лучше, чем мороженое или фейерверк. Когда мы возвращались к «Датсуну», счастливые мысли заставили меня задуматься, не следует ли мне лучше относиться к Абигейл. В конце концов, несмотря на странности, девочка не виновата в отъезде Роуз и, как сказал мой отец, едва ли останется у нас надолго.

Пока мы ехали по темным улицам, я искоса посматривала на Абигейл. Стекла были опущены, и, как и Роуз, Абигейл оставила волосы распущенными. Ветер разметал пряди, которые задевали мои щеки. Я высунула руку в окно, подставляя ладонь ветру, то поднимая ее вверх, то опуская вниз. Если бы я не обращала столько внимания на Абигейл и на свою ладонь, то заметила бы, что отец поехал кружным путем.

– Сильвестр, куда мы едем? – наконец спросила мам-а.

– Скоро увидишь.

Два слова – и ничего больше, но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь наше внимание. Я закончила размахивать рукой на ветру. Абигейл подобрала волосы. Мы наклонились вперед, глядя через переднее стекло, пока после серии поворотов фары не высветили проселочную дорогу, разделенную узкой полоской травы. Мы приехали в Колберт, сообразила я, и приближались к старому пруду. Судя по деревьям, растущим по обеим сторонам дороги, и отсутствию официальных знаков, мама оказалась права и здесь больше никто не купался.