Ветер полыни - Алексей Пехов

— Как ты можешь?! Ты ведь солдат! И воевал!

— Да! Воевал! — разом рассвирепев, заорал я. — Воевал! И поэтому знаю, что говорю! Слышишь меня?! Знаю! Я убил на эту проклятую войну часть жизни! Я сражался с Высокородными ублюдками в их гребанном лесу, а наши славные красавцы-маршалы в дорогих чистеньких мундирах говорили мне, что я герой. И жрали наши жизни, не отходя от походных шатров! Я был обычным солдатом, мальчик! Без всей твоей патетики! О ней как-то забываешь, находясь по колено в дерьме, крови и с тварями из Дома Бабочки на шее. А ты знаешь, что когда война кончилась, многих из тех, кто ковал в Сандоне победу, выбросили в выгребную яму?! О нас забыли! Мы остались ни с чем! Однажды я прошел жернова битвы «за страну» и стал тем, кем стал. Неужели думаешь, что сделаю это и второй раз? Ну, так ты ошибаешься. Мне не за кого сражаться, кроме себя и Лаэн!

— В таких вопросах мы плохо понимаем друг друга. Давай не будем больше спорить, — Шен неожиданно предложил перемирие.

— Ты точно решил отказаться? — угрюмо проговорил я, когда тишина стала уж очень невыносимой.

— Нет, — нехотя ответил он. — Не точно. Представь себе — я ужасно боюсь умирать.

— Этого нечего стыдиться, человече, — прогудел блазг. — Я думать, что тот, квато не бояться смерти — пустой. Ему нечего терять.

Я отошел от решетки и улегся на солому.

— Нэсс? — донеслось до меня.

— Да.

— А ты? Ты боишься смерти?

— Когда ходил по Сандону — не боялся. На той войне к ней очень быстро привыкали. Она всегда была где-то рядом.

— А теперь?

— Теперь? Теперь я просто не собираюсь умирать. Вот и все.

— Из-за Лаэн?

— Поспи, малыш, — наконец сказал я ему, смягчив тон. — Завтра все станет ясно. Уверен, что уж ты-то найдешь нужное решение и поступишь правильно. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Я врал. А на душе у меня скребли кошки.

Когда над головой раздался протяжный и тоскливый стон, мне подумалось, что я все-таки умудрился свихнуться. Затем земля (а точнее — потолок) испуганно вздрогнула, посыпалась мелкая каменная крошка вперемешку с какой-то заплесневевшей дрянью, и мне стало не до забот о собственном разуме.

Я прислушался, но кроме возбужденного писка Юми и его приговорки про «собаку» ничего путного не услыхал.

— Гбабак, попроси своего приятеля замолчать, — попросил я.

— Юми говорить, что его туннель обвалиться.

— Нэсс! Ты тоже слышал?! — крикнул Шен.

— Да! Что за дрянь?

— Магия.

Очень емко. Значит, наверху может происходить что угодно. И Лаэн там! А я — здесь! Проклятье!

Вновь раздался гулкий стон. Еще тоскливее и протяжнее. Волосы у меня на голове зашевелились. На этот раз удар оказался таким, что я, не устояв на ногах, повалился на пол. Вейя вопил про собаку.

— Магия! Боевая! Очень! Очень мощная! — проорал Шен, улучив момент в грохоте.

Череда едва слышных хлопков. Взрывы. Земля вздрогнула еще дважды, а затем наступила гнетущая тишина. Впрочем, Ходящий тут же ее нарушил, громко выругавшись.

— Что там у тебя?

— «Искра»! «Искра», кажется, ко мне вернулась.

— Ты уверен?

— Да! Ничего не понимаю! Бред какой-то! Только что было сдерживающее плетение, а теперь его нет.

— Тогда радуйся и пошевеливайся!

— Ты о чем?

— О том! Самому тяжело сообразить или все время намекать надо? Уничтожь проклятую решетку и давай выбираться!

— Эй! Как я ее уничтожу?

— Сожги! Расплавь! Заморозь! Отправь в Золотую Марку! Преврати в муху! В воду, в конце концов! Только сделай так, чтобы ее больше не было. Кто из нас Ходящий?

Повисло тяжелое молчание. Я вытер мокрый от пота лоб и с удивлением понял, что у меня дрожат руки. В голове билась одна, мешающая сосредоточиться мысль — что с Лаэн? Я попытался «позвать» ее, но ответа не было.

Коридор залил разъедающий глаза свет, и я поспешно отвернулся к стене. Тихо звякнуло. Коротко заскрипело. Раздались быстрые шаги, а затем голос Шена:

— Получилось. Не поворачивайся. Сейчас попробую выпустить тебя.

— Что ты сделал?

— Выжег решетку. Помнишь, Лаэн заставляла меня разжечь костер? — сказал он, возясь рядом.

— Угу.

— Я использовал то же самое плетение. Правда, добавил кое-что, чтобы металл горел. Не думал, что получится. Это полностью расходится с тем, что вбивали нам в голову в Башне. Бездна! Не выходит! Надо несколько минок, чтобы восстановиться.

— Нет времени ждать! Посмотри у выхода. Возле двери. Ключи могут висеть на стене.

Он с сомнением смерил меня взглядом:

— Думаешь, они такие идиоты?

— Просто посмотри, а?

Целитель ушел и почти тут же вернулся:

— Там ничего нет. Надо ждать. Много металла. С наскока не получится.

— Постой! Ни к чему заниматься решеткой! — осенило меня. — Уничтожь замок.

— То есть выжечь его? Да. Это идея. Отойди назад и отвернись.

Даже через сомкнутые веки я видел яркий свет.

— Готово.

Железо стремительно остывало, меняя цвет с рубинового на угольно-черный. Я саданул по решетке ногой, распахивая ее.

— Отлично!

— Выпусти нас, человече! — попросил Гбабак.

Он подошел к прутьям, и я смог рассмотреть его. Чем-то квагер напоминал моего старого приятеля Ктатака. Массивный, тяжелый и с первого взгляда грузный. Длинные руки, крупная, без всякого намека на шею, голова. Лягушачья пасть, большие пучеглазые желтые глаза. Выше меня на голову, он был раза в три шире в плечах. Настоящая гора мышц.

От друга и компаньона Йуолы Гбабак отличался более темной пупырчатой кожей и боевыми гребнями — основной гордостью воинов блазгов. Один, бледно-желтый и шипастый, начинался на лбу и заканчивался у начала поясницы. Яда в шипах хватило бы на половину кавалерийского полка. Дурак, решившийся напасть на квагера сзади, рисковал умереть за несколько ун в судорогах и кровавой пене.

Я знал, что еще два гребня должны быть скрыты у него в кожистых складках. Тех, что начинаются у основания мизинцев рук и тянутся по внешним сторонам предплечий до локтей. У блазгов в случае опасности из предплечий выскакивают раскрывающиеся точно два веера, серповидные, окрашенные в ярко-малиновый цвет, острейшие клинки. Они являются продолжением рук квагера. И уж чем-чем, а этими штуками воины болотного племени владеют мастерски.

Шен вопросительно посмотрел на меня.