Песнь экстаза - Лора Таласса

Откашлявшись, она старается как можно четче произнести:

– Я просто подумала, что тебе следует знать.

Я пытаюсь сглотнуть ком в горле.

– Спасибо за предупреждение, – шепотом отвечаю я и не узнаю собственного голоса.

Но я не уверена, что мне стоит знать о том, что произошло с ней и что ждет меня.

Иногда лучше не знать о будущем.

Это не работает.

Яд, который Карнон вдыхает в меня, не действует на мой организм.

Я лежу, скорчившись в углу камеры; волосы и одежда пропитаны потом. Меня бьет крупная дрожь. Насколько я понимаю, я провела в тюрьме уже неделю. Еще дважды меня водили к Королю Фауны, и каждый раз, когда мое тело отвергает его мерзкую магию, он раздражается все сильнее и сильнее.

Но пока он не трогает меня. Возможно, этот ублюдок не любит, когда жертвы сопротивляются. С другой стороны, сомневаюсь, что сейчас я могу оказать Карнону хоть сколько-нибудь заметное сопротивление. Я слишком слаба. Несмотря на мое жалкое состояние, магия действует на меня не так, как на других пленниц.

Однако мое тело терзает непонятная, мучительная болезнь. Видимо, для меня возможны лишь два варианта: либо я поддамся магии Карнона, либо умру. И второй вариант кажется мне более вероятным.

Я думала, что магия всех эльфов и фей способна подчинять себе людей. Ведь магия Торговца всегда действовала на меня. Возможно, мои предположения были неверными. Возможно, здесь и сейчас лучше быть простой слабой женщиной с Земли, чем суровой эльфийской воительницей.

С другой стороны, радоваться нечему. Я неподвижно лежу на своем тюфяке; я так исхудала, что платье болтается на мне. Когда стражники относят меня к Карнону, я даже не пытаюсь сопротивляться и больше не разговариваю.

Если меня встречает злобный Карнон, он сразу принимается за дело и пытается околдовать меня. Если в спальне меня ждет безумный король, он обнимает меня, прижимает к груди, несет чушь насчет крыльев, жабр, когтей и чешуи.

– Этериал! – слабым голосом зову я.

Молчание. Соседка не отвечает мне уже несколько дней.

Но я все равно разговариваю с ней, на всякий случай, рассказываю ей обо всем, что приходит в голову. Но ни разу не упоминаю о том, что гнетет меня – о том, что я так и умру в этой проклятой пещере.

День черт его знает какой. Шестое свидание с Карноном, который снится мне в кошмарах.

Притащив к королю, воины бесцеремонно швыряют меня на пол и уходят.

Я со стоном приподнимаюсь и протягиваю руку, чтобы снять с глаз черную повязку. Стражники больше не заковывают меня в кандалы. В этом нет смысла. Я настолько слаба, что все равно не смогла бы бежать.

Снимаю повязку, моргаю от яркого света. И замираю от неожиданности, увидев, куда я попала.

На сей раз меня привели не в спальню Карнона. Пол покрыт сухими листьями; мертвые черные плети вьющихся растений скрывают стены и потолок. Высохшие лианы обвивают огромную люстру из оленьих рогов. Такое впечатление, словно эту комнату давным-давно забросили, и долгие годы здесь хозяйничали дикие звери, сорняки и стихии.

Полуразрушенные покои короля с полуразрушенным разумом.

Взгляд останавливается на возвышении в дальней части комнаты. Там стоит трон, сделанный из костей. На нем сидит Карнон.

Он смотрит на меня сверху вниз.

– Милая птичка, – говорит он. – Ты умираешь.

Король поднимается, и меня охватывает дрожь. Сегодняшняя встреча не похожа на предыдущие.

Эхо его шагов разносится по залу. Он спускается по ступенькам, идет ко мне, и листья шуршат у него под ногами.

Глядя ему в глаза, я вижу своего отчима. Вижу безумие и похоть, которая делает человека похожим на животное. Угадываю вспыльчивый, раздражительный характер; ему достаточно малейшего повода, чтобы взорваться.

Он останавливается примерно в футе от меня. Здесь, кроме нас, никого нет; возможно, в обычное время здесь бывают стражники, советники или другие придворные, но сейчас король всех отослал.

Карнон опускается передо мной на колени. Я пытаюсь отползти, но руки и ноги не слушаются. Мне хочется кричать. Много лет назад я поклялась себе, что никогда больше не стану жертвой. И вот я снова беспомощна перед насильником, не могу сопротивляться безумному королю. Он протягивает руку, гладит меня по волосам.

– Какая хорошенькая птичка, такая красавица. Очень жаль, что ты не можешь летать. Ты заключена в своем жалком теле, словно в клетке.

Он берет меня за подбородок.

– Ты умираешь из-за того, что животное, обитающее внутри тебя, задыхается.

Да, точно, именно поэтому.

– Я умираю, потому что ты травишь меня, – говорю я.

Карнон смотрит на меня, точнее, сквозь меня, и я понимаю, что мои слова не доходят до его сознания. Он снова начинает играть с моими волосами.

– Как может выжить существо, не имеющее ни жабр, чтобы дышать, ни крыльев, чтобы летать?

Я не отвечаю, и он смотрит на меня торжествующе, словно мое молчание подтверждает его правоту. Его пальцы скользят вниз, по затылку, по спине.

Неуклюже пытаюсь оттолкнуть его руки, но у меня не получается.

– Милое создание, – говорит он, поглаживая меня по спине, – не тревожься. – Он наклоняется к моему уху. – Сегодня я помогу тебе стать свободной.

Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него, смотрю в глаза животного с кошачьими зрачками. Так мы сидим, уставившись друг на друга, несколько секунд, и я чувствую тяжесть его рук на спине. Он напрягается, содрогается всем телом и направляет в меня волну своей магии.

Меня словно ударили кувалдой по спине; чужая магия вонзается в тело, в мышцы, проникает в кости. Нет, это даже не кувалда – мне кажется, что меня сбил товарный поезд, несущийся на полной скорости. Воздух вокруг нас дрожит от остаточной магии, стены тронного зала содрогаются.

Через мгновение приходит боль, такая жуткая и мучительная, какой я не испытывала никогда в жизни. Моя сирена просыпается.

Глаза закатываются, я кричу, агонизируя. Тело корчится от невыносимой боли. Не знала, что такое возможно. Мне кажется, что мое тело разваливается, ломаются кости, рвутся мышцы, и с меня заживо сдирают кожу.

Невыразимые мучения не кончаются, меня словно пригвоздило к полу. Я совершенно беспомощна, не могу сбросить со спины руки Карнона – они словно чугунные.

Король Фауны хрипло хохочет, и его смех напоминает раскаты грома.

– Моя маленькая птичка поет лучше всего, когда ей больно.

Он еще сильнее прижимает руки к моей спине.

– Сирена, – кричит он, – выходи!