Сплошное свинство - Алексей Онищенко

— Правильно, — согласилась Аня. — Ему на нас наплевать. И поэтому я знаю, как себя вести. В этом и заключается стабильность… Я устала быть свободной. Переживать, метаться, все время принимать решения и за что-то отвечать… В свободе нет стабильности. А в стабильности — свободы. Надо было выбрать что-то одно. Только определиться сперва, где твое счастье… Вот я и выбрала….

— Ты запуталась… Бедная девочка… Ты просто запуталась…

— Нет, я не запуталась. Я знаю, в чем заключается смысл жизни. Теперь знаю… И я выиграю. А ты проиграл. Хочешь, расскажу, почему?

— Уж будь любезна, — кивнул я.

Мне не хотелось вести дискуссии, но время потянуть следовало.

— Ты почувствовал ко мне симпатию, — криво усмехнулась девушка. — Ты решил помочь мне. И в этом была твоя ошибка. Людей надо очень осторожно пускать в свой внутренний мир. И только тех, кому безраздельно доверяешь.

— Таких нет среди людей, — вспомнил о Свине я. Сомневаться в словах Ани я не мог, но все же мой офицер был не так прост, чтобы позволить себя застрелить какой-то девчонке.

— Тогда впускай тех, кому не жалко будет подставить спину, после того как они тебя предадут.

— Вот я и подставил…

— Слова, — потрясла головой Аня. — Одни слова. Надо меньше говорить, а то очень болит голова. Давай просто посидим спокойно, помолчим. Скоро придут наши — и все твои неприятности останутся в прошлом.

Я постарался сделать равнодушное лицо. Дело в том, что за спиной у Ани появился Горан. Серб шел осторожно, мягко ступая по ковру. Одного взгляда ему хватило, чтобы полностью оценить ситуацию. При виде своего мертвого товарища ноздри Горана раздулись. Он направил на Аню дуло пулемета и положил палец на спусковой крючок. Я знал, что сейчас произойдет. Но не знал, что делать. Я все еще жалел Аню. Однако, если не сообщить вертолету о реальном месте эвакуации, мы все останемся здесь. И погибнем — не от «Стоящих», так от волны. Дядя Миша предупреждал, что волна редко бывает одна…

— За спиной! — вскочила вдруг с места вдова Черногорцева.

Аня среагировала мгновенно. Вот уж не ожидал от нее такой сноровки: только что стояла у окна — и вот уже рядом со мной, приставляет пистолет к моему виску. Горан, разумеется, нажал на гашетку, но пули лишь разбили стекло, позволив дождю и ветру ворваться в наш уютный, пахнущий предательством мирок…

— Я надеюсь, вы не забудете о моей лояльности, — с мольбой в голосе обратилась к Ане вдова Черногорцева.

— Брось оружие! — приказала сербу девушка, приказывая мне жестом подняться с кресла. Едва я встал, она прижалась к моей спине, использовав меня в качестве живого щита.

— Чего это ради? — удивился Горан.

Серб навел дуло пулемета прямо в мою грудь. Одно резкое движение его указательного пальца — и наши с Аней тела можно будет использовать в качестве дуршлага.

— Я убью Гаврилу, если ты не положишь пулемет на землю!

— Мне-то что… Убивай. Я с ним не спал и детей не крестил.

— Ты не сможешь!

— Смогу.

— Не сможешь! В тебе нет веры, ради которой можно убить!' — в отчаянии воскликнула Аня (она ведь не видела, что вытворял серб во время атаки на ворота пионерлагеря).

— У меня есть одна вера, детка, — ухмыльнулся Горан. — Вера в то, что я должен поступать только так, как мне выгодно. Она меня никогда не подводила…

В общем-то, я понимал парня. Детей мы вместе действительно не крестили. Он хотел выбраться из передряги, в которую попал. И если на его пути стоял я… Ну что ж, о приоритете слезы ребенка над всем остальным можно размышлять только в пропахших книжной пылью кабинетах. На практике по-другому: каждый за себя и все дети мира — ничто, если тебе угрожает опасность. Такова реальность, хотя, признаюсь, я чувствовал себя неуютно, потому что в данный момент как раз и являлся этим самым ребенком. Впрочем, серб пока не стрелял, а посему в моем сердце теплился лучик надежды.

— Моя вера лучше, — прошептала Аня мне на ухо. — Вот увидишь, я выиграю.

В этот момент раздался выстрел. Мне в нос ударили клубы порохового дыма. Тело девушки обмякло. Я повернулся к ней и подхватил на руки. Рядом стоял гламурный фотограф с дымящимся пистолетом.

— Надо же, все как в фильме, — удрученно, не поднимая глаз, сказал Антон. — Я услышал выстрелы, пришел и вот…

Он чувствовал себя плохо. До этого Антон только фотографировал женщин. Сейчас ему пришлось убить. Не являясь профессионалом, он выстрелил, как умел. Просто приложил пистолет к ребрам девушки и нажал курок. Пуля пробила оба легких и вышла с другой стороны тела. Думаю, было задето и сердце. Жизнь уходила из девушки буквально на глазах. Аня разомкнула губы и, выплюнув сгусток крови, прошептала:

— Я просто хотела стать счастливой… Разве это так много?

Мне захотелось ответить на ее вопрос, но я не успел. Тело девушки содрогнулось в последней конвульсии. Глаза остановились, голова беспомощно свесилась на бок. Я осторожно опустил Аню на пол и прикрыл ей веки. Потом попытался вспомнить отходную молитву, но у меня ничего не получилось.

Горан сообщил по рации пилотам, где находится место эвакуации. Люди стали медленно спускаться вниз. Они уже все вышли. В холле остались только я, Антон, Горан и вдова Черногорцева. Фотограф сидел на стуле, свесив голову вниз. Женщина стояла с бледным лицом, нервно покусывая губы.

— Вы должны меня понять, — срывающимся голосом произнесла она. — Анна убила моего мужа. Я думала, что «Стоящие» победили. Я — мать. Мне надо было заботиться о своих детях. Я хотела заслужить у них хоть какую-то привилегию…

Я молча показал ей на дверь. Женщина зарыдала и бросилась прочь. По ее втянутой в плечи голове я понял — она ожидает, что мы выстрелим ей в спину. Но мы не стреляли…

— Идем! — тихо сказал Горан и, заметив мое состояние, добавил: — Не переживай! Она предала нас. Так нельзя. У вас есть пословица о том, что коней нельзя менять на переправе. Решать надо было раньше…

— Оставь меня на минуту, пожалуйста, — попросил я.

Серб забрал рацию и вышел на лестничную площадку.

— Я не хотел убивать ее, — сквозь зубы произнес фотограф. — Мы ведь были знакомы. Я даже уговаривал ее сняться для «Плейбоя»; Но она не согласилась: говорила, что мужу не понравится и грудь слишком маленькая… Господи, почему все так получилось?!

— В жизни все происходит не по правилам, — ответил я. — Иди и не мучайся. Если будешь думать, почему это так, — сойдешь с ума.

Антон поднялся на ноги и вышел. Я остался один с Аней. Не знаю, почему ее смерть так зацепила меня. Я признавал правоту слов Горана. Я понимал, что так оно и должно было случиться, потому что колебаться и менять свою позицию в решающие моменты нельзя: останешься с простреленными легкими. И все же, и все же… Моя душа отвергла все доводы разума. Я жалел о смерти Ани. Просто жалел. Потому что сделать ничего другого я не мог…