В двух шагах от вечности - Алексей Доронин

Были и вовсе утопические хотелки. К тому же некоторые запросы явно противоречили друг другу – например, уменьшить налоговое бремя и увеличить государственные расходы. Ну и что? Эти тезисы составляли люди с улицы методом прямого голосования в сети за каждый, а не профессора экономики.

Но Мануэль и те, кто за ним стоял, «вести переговоры с террористами» не собирались и даже на минимум из трех пунктов не соглашались. Требования митингующих были проигнорированы. И тогда те решили не расходиться. Началось с песен и танцев, карнавальных шествий в реале и виртуале. С красных лент, жилетов и нарукавных повязок, буденовок с красной звездой и французских фригийских колпаков.

Искрой была не бойня в Гвадалахаре, про которую тоже было много противоречивых версий, – к тому времени всё уже катилось по наклонной, – а несколько куда менее кровавых, но показательных полицейских облав с постановкой людей на колени и имитацией расстрела, мгновенно растиражированных через сеть и отождествляемых с действиями Пиночета и Гитлера.

Нет, карательные акции бывали и раньше. И не всегда расстрел был имитацией, иногда оказываясь «огнем на поражение при попытке к бегству или нападении на сотрудника сил правопорядка». Просто в один из тех дней почему-то перестал работать алгоритм подбора новостей. И те сообщения, которые раньше были неприоритетными, вдруг оказались куда выше в рейтинге, чем конкурсы поедателей пончиков. Причем не только локально, а во всем мире. Прорыв информационной блокады был мгновенным и явно застал врасплох тех, кто эту систему так долго выстраивал. И обычного заваливания мусорными новостями и негативными комментариями тоже не получилось.

Дальше требования перешли в политические, а любые попытки утихомирить толпу превращались в подливание масла в огонь. Реакция, похожая на кристаллизацию в насыщенном солевом растворе, уже была запущена. И вскоре требование об отставке и суде для функционеров правительства и руководства мексиканского офиса «Pyramid Products» стало «программой-минимум». А максимум терялся где-то в районе массовых национализаций и «отката» двадцати последних поправок Конституции.

Параллельно пылала вся Южная Америка и еще десяток стран, сравнимых по уровню жизни. В богатых было потише. Но мирные манифестации собирали миллионы. Похоже, Мировой совет достал землян не меньше, чем мексиканцев достал Родригес.

Максим отдавал себе отчет, что те, кто эту схему придумал, были довольно циничные сукины дети. Даже если им не полностью плевать на жизни рядовых участников мятежа (тогда он еще в мировых медиа назывался так), они явно считали, что жертвы неизбежны, а победа все спишет.

Если быть совсем честным, Рихтер и сам не до конца верил, что у революционеров что-то получится. Но план сработал. А гуманисты, сетевые комнатные повстанцы, сторонники идей Ганди и мирного противодействия, новые «меньшевики» и прочие либералы (слово, которое с брезгливостью произносили и левые, и правые), которые удерживали их от вооруженного восстания и тянули время, – были посрамлены. Как оказалось, насилие рулит. И без него «велосипед» революции просто останавливается и падает.

Маленький ровер ехал дальше по вымершему району небоскребов. Здания становились все выше.

– Смотри, – Софи тронула Макса за плечо, положив свою теплую руку ему на шею, – Там вдалеке небоскреб Торре Латиноамерикана. Латиноамериканская башня. Здесь начинается целый «Проспект небоскрёбов» – Пасео-де-ла-Реформа. Отсюда недалеко и до Тлачи. Ты уже понял, что в Мехико меньше по-настоящему высоких зданий, чем в том же Нью-Йорке? Просто тут бывают землетрясения до десяти баллов по шкале твоего тезки… Но мы им устроим землетрясение покруче. Весь старый мир… – она не договорила.

Бог – в которого, похоже, все тут, кроме Макса, верили, – внезапно показал им, что не любит хвастовства.

Вспышка. Черный экран. Контакт прервался. Дрон погиб, успев зафиксировать наведенный на него луч лазера. Не боевого, а дальномера. Но свое дело он сделать успел, добыв для них достаточно много информации. Следом за ним уже шел второй, отправленный десять минут спустя параллельным маршрутом. Робот ехал в автономном режиме, и только через самые опасные участки его проводил оператор.

Когда выбрались на поверхность, сразу заметили перемену. Где-то стрекотали пулеметы. В небе проносились огненные кляксы, похожие на большие ракеты для фейерверка.

– Это рейд, – произнес француз. – Наши идут! Viva la revolucion!

Как будто они без него бы не поняли. Странно только, что их никто не известил о готовящейся вылазке.

– Убери ровер с открытого места, – сказал Шарлю Рихтер. – А то попадем под перекрестный огонь.

Он и не заметил, как стал отождествлять себя с этой бессловесной жестянкой. Будто это он сам был там, среди бесчисленных опасностей, и это его могли изжарить или разнести в клочья.

Шарль послушно завел дрона в просвет между мусорными баками и целой баррикадой из черных мешков с мусором, навевавших неприятные ассоциации. Максим вспомнил сюжет из новостей о том, что еще до блокады началась забастовка работников коммунальных служб. Значит, содержимое тухнет под солнцем уже больше месяца, а убирать его никто не хочет из-за перестрелок. Хорошо, что робот не может передавать запах.

Стену банка напротив еще до начала боев в сентябре успели изрисовать анархистскими граффити. Буква «А» в кружке, пресловутая матерь порядка. Здесь, в ее тени, робот и притаился. Француз перевел его в пассивный режим, в котором тот почти не излучал, но мог принимать сигналы.

Все сенсоры работали. И фиксировали, составляли трехмерную карту. То есть делали то, зачем их сюда послали.

– Подожди! Наведи вон туда, – Максим ткнул в экран на стене. – Сделай зум! Наши!

В этот момент они заметили на проспекте редкую цепь пехоты в сером городском камуфляже. Среди обычных легких пехотинцев выделялись более крупные фигуры – бойцы в «скелетах». Вторым эшелоном шла разнотипная бронетехника. Ровер, включивший направленный звукоулавливатель, доносил до них не только звук моторов и лязг гусениц, но и голоса идущих бойцов. Лица и походка людей при приближении показались ему какими-то странными. Движения были быстрые, резкие. Голоса тоже будто ускоренные. Вряд ли для этого достаточно идеологической накачки. Неужто приняли трофейные стимуляторы?

Бойцы матерились и пели, пока кто-то из старших не наорал на них на одной из частот. После этого все замолкли.

Где-то грохотали разрывы. Небо расчерчивали следы реактивных снарядов допотопных РСЗО. Они падали на крыши домов, в парки и на стоянки. Вспыхивали пожары, горели брошенные машины, стелился едкий дым. Работала и артиллерия. Похоже, стреляли фугасами. Вряд ли стали бы бить зажигательными, а противобункерных боеприпасов у повстанцев не было. Но и без «зажигалок» пожаров хватало.

– Надо помочь арте с разведкой, – произнес Макс.

– Нет, – услышал он голос Сильвио за спиной. – У них свои дроны. А ваша задача не отменяется. Продолжайте картографировать. Сделаете съемку еще с четырех точек.