Асы немецкой авиации - Йоганн Мюллер

Я не мог видеть Уши и семью так часто, как мне хотелось бы. После свадьбы мы устроили еще один праздник в доме моих родителей. Потом мне пришлось возвращаться, и я одолжил Физелер «Шторх», чтобы лететь в Краков. Я получил новый Ме-109 и полетел в Брюнн. Я не видел Уши до 31 декабря, а затем только в марте 1945 года, когда я перевез Уши вместе с нашими друзьями, семьей Вандеркамп, в их замок. Мне снова дали отпуск на 10 дней, и я отправился домой после того, как полетал на Ме-262 в Лехфельде, где находились Галланд и Траутлофт в конце сентября и начале октября.

Лехфельд был отличной авиабазой, в то время вполне современной. Летная полоса была асфальтовой, и реактивные самолеты были выстроены по обе стороны от нее. Один из механиков подвел меня к самолету. Я взобрался в кабину, механик взобрался на крыло и детально рассказал мне о запуске двигателей, рулежке, взлете и посадке. Он был очень серьезен, предупредил, что сектор газа следует двигать вперед очень аккуратно, и сказал почему. Он посоветовал дождаться, пока указатель скорости покажет 190 км/ч, а затем потянуть ручку на себя, после чего ты будешь предоставлен сам себе. Он объяснил, что посадка происходит на более высокой скорости, чем на Ме-109, сначала выпустить закрылки до половины, аккуратно сбросить скорость, но быстрее, чем при взлете. Не нажимать на тормоза, пока скорость не упадет до 30 км/ч, или их может зажать. Я сказал «Хорошо» и пошел на взлет.

Взлет был спокойным и ровным, почти как на планере, но я чувствовал мощь двигателей. Я держал связь по радио с центром управления, в наушниках было тихо – никакого треска и разрядов, как на Ме-109. Я набрал высоту и заложил вираж. Радиус разворота меня совсем не впечатлил, однако скороподъемность была потрясающей. Посадка на самолете с носовым колесом была совершенно новым опытом. Позднее в этот же день я совершил второй полет. На следующий день я выполнил еще два экзаменационных полета. Прежде чем покинуть Лейхфельд, я набрал 7 часов на реактивном самолете во время 10 полетов. Самолет имел четыре тяжелые пушки и мог прекрасно действовать против бомбардировщиков.

Там я встретил Гейнца Бэра, одного из лучших пилотов. Мы стали друзьями после моего возвращения из русских лагерей, однако он погиб в авиакатастрофе в 1957 году. Это было очень печально, я думаю, он сумел бы многого добиться в новых ВВС. Он был настоящим истребителем и хорошим человеком, я знаю, что его подчиненные любили Бэра. Он рассказал мне историю о бое с тяжелыми бомбардировщиками. Он сбил В-17, и почти весь экипаж выпрыгнул с парашютами. Бэр увидел место, где разбился самолет, и передал по радио координаты, поэтому все летчики были быстро захвачены в плен. Это случилось всего в паре километров от нашего аэродрома. Солдаты повели четверых летчиков к аэродрому, но вокруг собралась толпа разозленных гражданских, которая хотела убить американцев. Город только что подвергся бомбардировке и много людей погибло.

Бэр взял с собой другого пилота и пролетел над толпой. Там собралось около сотни людей. Некоторые несли с собой лопаты и вилы, кое-кто имел ружья. Бэр на аэродроме схватил автомобиль и примчался на место. Люди увидели его Рыцарский крест, Дубовые Листья и Мечи и остановились. «Это солдаты, они сражаются в войне, которую начали не они. Они делали свое дело. Они военные и находятся под моей защитой. С ними нужно обращаться согласно Женевской конвенции». Однако это подействовало не на всех, и несколько человек начали подбираться к американцам. Бэр вытащил пистолет, передернул затвор и направил на главаря. Он сказал, что у него всего несколько пуль, однако он знает, кого следует застрелить первым, если они не оставят американцев в покое. После этого случая я покинул Лехфельд.

По пути я отвез Уши в Шёнгау. Галланд попросил меня перейти в JV-44, но я отказался. В январе он разругался с Герингом, который снял его с поста генерала истребителей. Однако Гитлер дал ему разрешение летать и создать свое собственное подразделение, чем Галланд и воспользовался. Я также получил телеграмму от Макки Штайнхофа, который сообщал, что перешел к Галланду вместе с Крупински, и я должен присоединиться к ним. Потом мне позвонил Баркгорн и сказал, что тоже переходит туда. Я знал, что Макки служит в JG-7, летающей на реактивных самолетах. Траутлофт тоже обучался полетам на Ме-262, хотя служил инспектором истребителей.

Галланд отобрал лучших пилотов, каких только мог найти. Он отправил Макки обшаривать госпиталя и санатории, чтобы найти людей, которые пока лечились и не могли летать. Макки сказал, что легче было выцарапать человека из госпиталя, чем из фронтовой эскадрильи. Для таких переводов требовался приказ, но Галланд теперь не имел прежней власти, хотя все еще оставался генералом. Впрочем, имея официальную власть или нет, он пользовался огромным авторитетом в люфтваффе, которые презирали Голлоба, сменившего его.

Галланд усадил меня и просто сказал, что он хотел бы закончить, имея у себя самых лучших пилотов, чтобы доказать Герингу, что тот ошибается насчет боевого духа летчиков-истребителей, и что Гитлер ошибается, пытаясь превратить реактивные самолеты в бомбардировщики. Споры об этом шли уже два года. Было множество закулисных факторов, о которых я не знал тогда и узнал лишь много лет спустя. Я оказался слишком далек от всех интриг, находясь на фронте. Галланд и командиры эскадр в них участвовали, однако не распространялись насчет своих замыслов. И я не был уверен, что Галланду удастся создать эффективное подразделение.

Я должен напомнить, что в Лехфельде в полдень, как по расписанию, нас ежедневно атаковали американцы. Прилетали группы до 30 «лайтнингов», «мустангов» или «тандерболтов», которые сбрасывали бомбы и обстреливали все, что видели. Они старались разрушить летную полосу и уничтожить самолеты и аэродромные сооружения. Так они делали каждый день и сумели уничтожить два реактивных самолета. Там находилась эскадрилья FW-190D и несколько Ме-109. Они должны были взлетать раньше реактивных самолетов и отгонять вражеские истребители, если те появятся. Они прикрывали реактивные самолеты на взлете и посадке, когда те были особенно уязвимы.

Галланду не хватало самолетов, топлива, боеприпасов, обслуживающего персонала, механиков, вообще всего. Только с пилотами у него не было проблемы. Вдобавок я знал, что хотя я был уже старшим офицером и опытным пилотом, я был много моложе этих стариков. Вдобавок в JG-52 я чувствовал себя, как дома. Исключая короткое время, проведенное в JG-53, эта эскадра была моим единственным домом, все мои друзья служили там, исключая тех, кто погиб или был переведен в другую часть.

Я пробыл в Лехфельде три недели, пока не закончил подготовку. Моя эскадра снова была переведена в Румынию, а потом одна группа была отослана в Чехословакию, где мы летали с аэродромов с твердым покрытием. В результате мы оказались между русскими и американцами. Однако после четырех дней отпуска я получил телеграмму с приказом лететь в Кёнигсберг. Уши в это время была на шестом месяцем. Полагаю, это случилось во время нашего медового месяца.

Нашим врачом был доктор Россбах, который также лечил Герда и Кристи Баркгорн. Кристи также забеременела во время их медового месяца, позднее у них родилась дочь. К сожалению, после войны они оба погибли в автокатастрофе. Это было ужасно – пережить войну, бомбежки, глупость нацистов и погибнуть по-глупому.