Евангелие от Локи - Джоанн Харрис

Я усмехнулся. Все-таки Золоченый был невероятно предсказуем. Я же сразу, еще только оказавшись на мосту, догадался, что он последует за мной, чтобы попытаться свести со мной счеты. Что он готов даже собой пожертвовать ради того, чтобы, наконец, меня прикончить. И теперь он совершил этот фатальный прыжок, ибо понял, что конец близок – и совершил его спокойно, уверенный в том, что поступает правильно, и удовлетворенный своим решением, ибо знал, что если ему суждено отправиться в Хель, то он, по крайней мере, прихватит с собой и меня.

На борьбу с ним времени почти не оставалось. Да и вряд ли мне удалось бы спастись: руна Иса держала крепко. Так что я мог лишь смотреть, как нам навстречу несется земля, выглядевшая весьма негостеприимно: очень твердая, каменистая, покрытая дымящимися ямами от костров.

Итак, что самое худшее из того, что может со мной случиться? – быстро подумал я. – И потом, разве моя дочь Хель не задолжала мне некую услугу?

И тут над землей пронеслось нечто, похожее на тень гигантской черной птицы, и земля исчезла. Исчезло и небо, и страшный холод, точно явившийся с далеких звезд, внезапно сковал все, и все погрузилось в безмолвие.

И я вдруг ощутил, как внутри меня что-то щелкнуло, точно хрустнула и сломалась маленькая косточка. Я раньше ничего подобного не испытывал, но все-таки понял, что это. Говорят, что всегда инстинктивно понимаешь, если у тебя сломана кость; точно так же и я инстинктивно понял, что это руна Каен только что отдала остатки своей магии под натиском чудовищной психической атаки.

А еще я понял, что Смерть – это не моя проблема. Нет. Моя проблема гораздо шире. И черная туча, и зловещие черные крылья – это ведь сам Лорд Сурт в своем исходном обличье. Сурт Разрушитель. Воплощение Хаоса. Абсолютный повелитель Нифльхейма, вломившийся в земные миры через царство Сна…

– Ах, черт побери! – только и успел я сказать.

И наступила ночь.

Ах, черт побери! Когда вы произносите самые последние свои слова, это совсем не те слова, какие, на ваш взгляд, стоило бы запомнить. Но когда все вокруг накрыла эта леденящая тьма, я по-прежнему смутно слышал рядом чей-то голос, который что-то шептал мне в самое ухо – так шепчет голос моря, заключенный в раковину, – а потом тьма поглотила меня целиком: и тело, и разум, и то, что называют душой.

Все думали, что я умер.

Ну, формально, пожалуй, да – но ведь река Сновидений протекает через все Девять миров, и после триумфальной победы Хаоса мой физический облик и облик эфемерный навсегда отделились друг от друга, и мое эфемерное «я» утащили вовсе не в Хель, где я не без оснований рассчитывал вскоре обрести свободу – ведь, в конце концов, Хель дала мне клятву, а подобные клятвы так просто нарушить нельзя, – а в Темный мир, Нифльхейм, в «прихожую» Хаоса.

В Темном мире правит Сон, причем в самой мрачной своей форме, и каждый приснившийся кошмар представляет собой как бы некий спектакль. Хаос не прощает тех, кто пытается бросить ему вызов. Еще меньше Хаос склонен прощать тех, кто его предал – а я, как вам известно, сделал и то, и другое. Не стану утомлять вас подробностями. Скажу лишь, что мне было совсем не весело. В общем, это напоминало тюремную камеру, созданную из самых сокровенных моих страхов, а охранял меня некий жуткий демон, специально подобранный для того, чтобы держать меня в состоянии абсолютной покорности.

Ну, конечно же, это был змей. Вечно меня подстерегают эти змеи!

Да уж, это были далеко не самые лучшие времена.

Впрочем, я находился там не один. Те боги, что погибли до прибытия Сурта, попали прямиком в Хель; но когда прилетел Чернокрылый, а весь Пандемониум сорвался с поводка, кое-кто из уцелевших богов угодил в Нифльхейм вместе со мной, а кое-кто рухнул в бездну вечной тьмы или в реку Сновидений. Некоторых мои бывшие собратья утащили в Пандемониум. Гулльвейг-Хейд, естественно, заняла мое место рядом с Суртом, и он подарил ей новое, свирепое обличье. Теперь она стала воплощением жгучего Честолюбия – вещи куда более безжалостной и разрушительной, чем какой-то там греческий огонь. Что ж, полагаю, она это заслужила. Я отчасти надеялся, что она все же заглянет, навестит меня в «темнице» – чтобы позлорадствовать или, напротив, посочувствовать, – но она так и не появилась.

Да, конечно, у этой истории не слишком счастливый конец, но ведь вы и так примерно знали, чем все закончится. Каждому суждено умереть, или исчезнуть, или раствориться в забвении. Скажем прямо: именно так кончаются все истории на свете, стоит только добраться до последней страницы. Никакого счастливого «потом» не существует – ни для кого. И уж точно, его не существует для богов, которые, если повезет, могут некоторое время править миром, пока власть не перейдет в руки какого-нибудь другого племени или народа.

Асгард, разумеется, тоже пал, сметенный мощными крылами Сурта; его обломки рухнули на поле Идавёлль, так что под конец над землей словно прошел дождь из расколдованных заклятий и рассыпавшихся рун.

А люди?

Боюсь, они тоже невольно пострадали. Знаете, очень трудно не раздавить ни одного муравья, когда сражаешься на холме, где полно муравейников. А потом, когда пришла тьма… в общем, долгая и жестокая зима довершила остальное. Эта зима продлилась не менее ста лет – или столько, сколько, по мнению новых историков, понадобилось для возникновения новых богов и Новой эры, эры Порядка и Просвещения.

Но я опять забегаю вперед. Те Девять миров, какими мы их знали, все равно приближались к своему естественному концу. И до этого немало других миров тоже завершало свое существование, и это случалось много раз, и много раз потом эти миры возрождались. Ибо ничто не длится вечно. История плетет свою пряжу, рвет нитки и снова плетет – так детская игрушка волчок, покрутившись, возвращается к исходной точке. Оракул это хорошо понимал. Именно об этом говорят последние слова его пророчества, утверждающие, что на руинах старого мира непременно возникнет новый мир. У нас-то, конечно, не было ни малейшей надежды это увидеть. Наше время истекло, и оракул очень ясно дал нам это понять. Но все же…

Понимаете, что сделал оракул? Вот какую головоломку нам подсунул этот любитель подразнить! Вот какую приманку он предложил в самом конце истории – приманку, дающую надежду на продолжение.

Но с этим я спорить и не собирался. Моей истории так или иначе было нужно какое-то продолжение. Желательно такое, в котором я восстал бы из мертвых, обрел бы прежнее магическое могущество, спас миры, заново построил бы Асгард, и меня повсеместно приветствовали бы как героя и победителя. Несколько притянуто за уши, ясное дело. Но что мне еще оставалось, барахтаясь в океане мучительных, переплетенных друг с другом снов, как не цепляться за самую тоненькую соломинку надежды?