Ты только попроси. Или дай мне уйти - Меган Максвелл

Неприятно получилось. А у нас так хорошо все начиналось.

У меня, наверное, все написано на лице, я выпиваю немного воды и говорю:

– Послушай, Эрик, твоя мать – молодая и одинокая женщина, которая просто хочет развлечься.

– И это должен был быть именно Масимо?

Я его понимаю. Масимо и моя свекровь – это самое нелепое, что могло быть в мире, и решаю быть откровенной.

– Ладно, любимый, признаю, я была в курсе. И, прежде чем ты начнешь ворчать и Айсмен испортит нам вечер своими жалобами, позволь мне сказать, что твоя мать позвонила мне и твоей сестре. Она хотела пойти на вечеринку с кем-нибудь, кто опустил бы Тревора ниже плинтуса, и мы лишь подыскали ей компанию. Но Масимо был настоящим джентльменом. Он ни на капельку не вышел за рамки приличия. Он сопроводил ее на вечеринку и затем отвез ее домой. Конец свидания.

Внезапно он разражается хохотом, отчего я немного теряюсь, и, взяв меня за руку, целует ее:

– Сестра, мать и ты, вы меня сведете с ума.

Я в шоке.

Он не рассердился!

Я очень рада, что он наконец-то начинает понимать философию жизни своей матери.

Вдруг Медуза пошевелилась. Думаю, она очень взволнована тем, что ее папочка не рассердился. Я быстро кладу его руку на живот. Эрик ощущает движение, и мы сливаемся в поцелуе.

Когда ужин заканчивается, он, к моему удивлению, спрашивает, хочу ли я где-нибудь выпить. Я соглашаюсь. А когда мы приезжаем в «Sensations», в то самое место с зеркальной комнатой, Эрик, заметив мое выражение лица, поясняет:

– Мы сюда приехали, только чтобы выпить пару коктейлей, понятно?

Киваю, но мое либидо в отчаянии. Мне наплевать на трио и оргии, я хочу одного лишь Эрика. Возможно, у нас сегодня ночью будет пылкий секс дома?

Войдя в первый зал, замечаю у бара Бьорна. Увидев нас, он идет нам навстречу и, нежно меня обняв, говорит, пожимая Эрику руку:

– Какая радость, что вы решились сюда прийти. Ты сегодня просто красотка, моя толстушка.

Эрик улыбается, и я, наполненная счастьем, тоже.

Бьорн знакомит меня с некоторыми друзьями, которых я не знаю, но замечаю, что Эрик с ними знаком. Среди них две очаровательные девушки, которые сразу же проявляют озабоченность моим состоянием. Одна из них уже стала матерью и слушает меня с улыбкой. Мы беседуем почти час, и я замечаю, что за мной наблюдает какой-то мужчина, пока я нахожусь в объятиях Эрика. Меня это возбуждает.

Мой потерявший спокойствие разум мутится, и я почти вздыхаю, подумав о том, что Эрик и Бьорн могут заставить меня почувствовать в любой из этих комнат.

Вдруг я вижу, что наш друг кого-то приветствует, смотрю в ту сторону, и у меня отвисает челюсть, когда я вижу ничтожную пуделиху.

Когда она подходит к нам, то Фоски лает своим голоском. Я здороваюсь с ней, и, к моему изумлению, она говорит:

– Джудит, ты выглядишь невероятно. Ты прекрасна, как никогда.

Понимаю, что она это делает напоказ, но, послушайте, сладкое всегда приятно слушать!

Мы продолжаем общаться, а заведение наполняется народом. Не отдавая себе отчет, зеваю, и тогда Эрик приближается ко мне и, целуя в шею, произносит:

– Поехали домой, прелесть моя.

– Ну, еще немножечко, – прошу его. – Мы так давно никуда не выходили.

Но, когда он читает мои мысли, он тихо говорит:

– Джуд, мы сюда приехали, только чтобы немного выпить.

Знаю, но меня раздражает то, что он мне об этом напоминает. Или он думает, что я прошу о чем-то другом?

У меня, наверное, такое потерянное выражение лица, что Бьорн подходит к нам и спрашивает:

– Что происходит?

Эрик поворачивается к нему:

– Мы с Джуд уходим.

Смотрю на Бьорна в поисках поддержки, но он говорит:

– Да, вам лучше уже идти. Для нее уже поздно.

Что это значит – для меня поздно?

Кем это они себя возомнили, папочками, что ли?

Мне хочется возразить, но я этого не делаю. Нет. Все равно это ни к чему не приведет.

Попрощавшись со всеми, натянув свою самую милую улыбку, выхожу вместе с Эриком из заведения, а когда мы открываем машину, говорю:

– Я хочу сесть за руль.

Эрик пристально на меня смотрит и отвечает:

– Любимая, ты устала. Позволь мне повести.

– Нет.

Мой отказ так категоричен, что он сдается и не возражает, и тогда я сажусь за руль. Я молча веду машину. Краем глаза наблюдаю за Эриком, который смотрит на меня и говорит:

– Малышка, мы поехали в это место только для того, чтобы немного выпить.

Я киваю. Но ничего не говорю. Я просто веду машину.

Увидев мои нахмуренные брови, Эрик вздыхает. Он меня уже знает и понимает, что моя шпага сейчас обнажена. Наблюдаю, как он открывает бардачок, берет записанный мною CD-диск с музыкой и ставит его. Несколько мгновений спустя звучит наша песня «Черное и белое», которую поет Малу. Он пытается меня утихомирить. Но именно сейчас воссоединились мои гормоны и скверное настроение, и я – само воплощение зла.

Знаю, что было недостаточно причин, знаю, что будет

слишком много поводов,

С тобой, потому что ты убиваешь меня, и теперь без тебя я не живу.

Ты говоришь белое, я говорю – черное.

Я живу жизнью в цвете, а ты в черно-белой.

Он протягивает руку к моей голове. Ласково поглаживает меня по волосам и шепчет:

– Успокоилась?

Я не отвечаю. И мне вдруг вспоминается, что музыка усмиряет диких зверей, из-за чего я еще сильнее злюсь.

– Ты не собираешься мне отвечать?

Я молча управляю автомобилем, в то время как звучит голос Малу. Это к лучшему. Знаю, что если я сейчас скажу что-нибудь неуместное, то только все усложню.

Эрик сдается. Он кивает, кладет голову на подголовник и слушает прекрасную песню. Когда она заканчивается, начинает звучать песня Рикардо Монтанера «Убеди меня»[39], и я слышу, что Эрик напевает ее, и вдруг на меня что-то находит. Выворачиваю руль вправо, останавливаю машину и говорю:

– Выходи из машины.

Эрик смотрит на меня. Я смотрю на него.

Я увеличиваю громкость.

Месяц, состоящий из пяти недель.

И год с четырьмя февралями.

Порождать августы на твоей коже.

С январской субботой.

И тогда мой немец улыбается, догадавшись, что это означает, и я улыбаюсь ему в ответ.