Город теней - Алексей Атеев

– На том стоим, – самодовольно произнес Толик. – Элегантность и еще раз элегантность.

– На предыдущей свадьбе ты тоже так выглядел? – не скрывая иронии, спросила девушка.

– Примерно. Костюмы меняются... э-э... лица меняются, а я все тот же. Увы или к счастью? Кто знает? Но пока живу. А пока живу – надеюсь.

– Интересно, на что?

– На счастье, дорогая, на счастье.

– Ты разве не счастлив?

– Как сказать... Счастье – это мгновение. Неуловимый миг, который нужно ощутить и смаковать, как старое вино. Пресыщенность притупляет чувства. А я, увы, пресыщен. Поэтому и стремлюсь к ощущениям. Не новым, конечно. Все давно испробовано, но хотя бы давно забытым. Вот сейчас на мне новое тело. Я примериваюсь, привыкаю... Что ты хочешь, давненько не бывал молодым. Кровь и плоть туманят разум. Хочется летать! Ах! Вот так бы вспорхнул на ветку. – Толик засмеялся. – Ты тоже выглядишь роскошно. Или как там сейчас говорят?.. О! Отпадно! Это, конечно, само собой разумеется. Других невест, а тем более жен у меня не бывает.

– Неужели количество невест и жен не совпадает? – невинно поинтересовалась Бланка.

– Э-э... Как сказать? Не знаю, стоит ли вспоминать... Имел место, правда, очень давно, некий незначительный факт. Одна девушка, позарившись на мои богатства, решилась на замужество. Не через «не хочу», заметь, а по доброй воле. А у нее, понимаешь ли, уже имелся вздыхатель, между прочим, богатырь, силушкой не обиженный. Это меня тоже устраивало. А девица эта... назовем ее... ну, скажем, Февронией Прелюбопытной, хотела и богатств несметных, и суженого своего, а отнюдь не меня в его лице. Хотя какая ей была разница, не понимаю? Что тот, что этот... Рожа-то одна. Но ей, вишь ты, и душу его подавай, а вот этого я не могу. Над душой, извините, не властен. Тут уровень повыше требуется. Ладно. Вроде бы порешили мы... И начала она меня пытать: что да как? Вот ты бессмертный, но так ведь не бывает. Все равно где-то смерть твоя спрятана. И ластится так, словно кошка. Расскажи да расскажи. Я в те поры помоложе был, по-доверчивей... Тем паче никто на меня до того не покушался. И не сдержался. Выдал тайну свою. Рассказал, что где спрятано, с указанием конкретных мест и персонажей. Ну, эта самая Феврония все и открыла своему бойфренду. И решила сия сладкая парочка меня подчистую извести. Чтобы, значится, вообще под корень. А дальше ты знаешь...

– О чем я должна знать?

– Да как же! Неужто в детстве тебе сказок не читали? Про Кощееву смерть... На море-океане, на острове Буяне стоит дуб. На дубе том сундук, в сундуке – ларец, в ларце – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо. Добудешь то яйцо, разобьешь его, тут Кощею и карачун придет.

– Что-то такое припоминается.

– Вот-вот. Ну, значится, этот самый богатырь, полученный Февронией, отправился на остров Буян искать сундук. И ведь нашел!

– А дальше?

– Дальше все, как полагается. Стрелял он из лука-то неплохо. Добыл и зайца, и утку. Добрался, урод, до яйца. Вот тут-то и прокололся. Любой нормальный человек тюкнул бы яичко о ближайший камень, а этот нет. Как и все богатыри, соображал он довольно туго, а посему Феврония велела привезти яйцо непосредственно ей. Мол, всегда разбить успеем. Феврония-то шибко умной была, все старалась как бы похитрее сотворить. Вот сама себя и обдурила. А я чувствую, что-то неладно. Сердце так и трепещет, а в чем дело – не пойму. А особо дурно стало, как этот чудик с яйцом поблизости объявился. Даже в обмороки хлопался, до того мерзко себя чувствовал. Тут и догадался: кто-то смертушки моей желает.

А этот как приехал – сразу к ней в терем. И яичко на стол выложил. Вот, мол, я какой храбрый да умелый. Стали они кумекать, что со мной дальше делать. Богатырь толкует: немедленно разобьем яйцо – и делу конец. А Прелюбопытная не хочет спешить, желает вдосталь натешиться. Короче, является она ко мне и речи странные заводит. Вот, говорит, ты меня замуж за себя принуждаешь, а того не знаешь, что смерть твоя вместе со мной к тебе явилась. Отвечаю ей, дурище: неправда это, я тебя не принуждаю. Сама вокруг меня хвостом вертела, на денежки мои зарилась. А насчет смерти... так это еще посмотреть нужно. Ну, смотри, отвечает. И яичко-то мне под нос сует. Вот она – погибель твоя. И легонько так его сжимает. У меня все внутри опустилось. Чую – не врет. «Погоди!» – кричу. А она: «Погожу, милок, погожу. Уж очень на твои мучения посмотреть желаю». Плюхаюсь я в кресло, будто совсем помираю, а сам думаю, как у змеи сей яичко отобрать? Волю в комок собрал, решил: сколько можно, буду держаться, не показывать, как мне дурно делается. А эта гадюка, эдак насмехаясь, перед носом моим яичко-то вертит, то вроде раздавить его хочет, то словно нечаянно роняет и на лету подхватывает. Дух прям-таки захватывало от этих ее манипуляций.

– А яйцо большое? – с интересом спросила Бланка. – Выглядело оно как?

– Яичко-то? Чуть помене куриного. А на вид вроде сорочьего. Рябое все. Только рябины не рыжие, а и не поймешь какие. Вроде звездочек на небе. То будто лазоревы, и ино повернешь, зеленым огнем вспыхивают, а то розовым... Как радуга. Ну ладно. Вижу я, Феврония давить рукой его не желает. Не то брезгует, не то красоту повредить боится. А сама все яйцом любуется. И так его повернет, и эдак. И вижу я, яичко-то ее вроде завораживает. Чем боле она на него зрит, тем доле глаз отвести не может. Ладно, думаю, посмотрим, что дальше будет. Феврония-то на меня уж и не смотрит. Вроде и забыла. А я – тут как тут. Чего же, спрашиваю, не давишь яйцо? Она глазками хлоп-хлоп, вроде осоловела совсем. Сей минут, говорит. Только рукой не могу, противно. А вот чем бы по нему ударить? И глазами так по сторонам повела, ищет предмет подходящий. Тут на глаза ей хлопушка от мух попалась. На стеночке висела. Мух в те поры развелось – страсть! Яйцо на стол положила да за хлопушкой потянулась, а мне только того и нужно. Лишь она его из рук выпустила, как моя власть настала. Щелкнул я пальцами, и глядь – на столе этих яиц видимо-невидимо. Штук сто, а может, и боле. Ну, говорю, девушка, что теперь делать станешь? Она рот разинула, потом схватила хлопушку и ну по яйцам лупить. Однако без толку. Настоящее-то яйцо уже у меня в кармане... – Толик сделал паузу, потянулся, да так, что кости хрустнули, потом произнес:

– Ладно, хватит болтать, пойдем на мероприятие, а то гости, надо думать, заждались.

– А дальше-то что с Февронией этой случилось? – .не отставала Бланка.

– Известно что!

– Жизни лишил?!

– Ну зачем же... Жизни... Что я, нехристь какой? В птичку обратил. В сороку.

– В сороку?!

– Ага.

– И что же сорока? И сегодня летает?

– Видать, так. Если не сожрал кто. Да мне какое дело? Если, конечно, разобраться, надо бы ее и вправду извести к чертям собачьим. Чтобы не пакостила понапрасну. Но я милосерден.

– А богатырь?.. С ним как же?

– Того под землю, к остальным. Там ему самое место. Все, все... Идем!

Дверь отворилась... И они шагнули за порог. Вновь Бланка попала в место, которое доселе не видывала. Она очутилась не в комнате и даже не в зале, да и вообще не в помещении. На этот раз девушка стояла на самой вершине довольно крутого холма.