Ливонский поход Ивана Грозного - Витольд Новодворский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они попытались еще раз при помощи новой уловки отстоять формальную сторону притязаний своего царя на Ливонию. Переговоры близились уже к концу. Согласие, казалось, устанавливается между сторонами по всем пунктам. Срок перемирия был определен в десять лет, начиная с Крещения Христова 1582 года. Решено было, что Баторий первый отправит к Иоанну своих послов для ратификации договора (на Троицын день), а потом Иоанн своих (на Успеньев день). Оставалось написать договорные грамоты, что также было сделано. Назначен уже был день для присяги, которою обе стороны должны были скрепить условия, на каких они договорились между собою. Баториевы послы радовались, что приходит конец их трудам, и радовались тем более, что Замойский, их руководитель, торопил их кончать поскорее дело, указывая на невыносимое положение армии под Псковом и на новую опасность, которая, как казалось ему, приближается к Речи Посполитой. В лагерь польского гетмана явился с письмом к королю Баторию шведский посол, Итальянец Лаврентий Каньоло, и стал просить о свободном пропуске к Поссевину, но получил отказ. Замойскому почуялись в этом козни Швеции против его государства: он стал опасаться, чтобы шведский король не начал переговоров с московским царем во вред интересам Речи Посполитой[979].
И вот как раз в тот момент, когда Поссевин и Баториевы послы были вполне уверены в том, что уже все недоразумения устранены и что остается только скрепить договор присягой, Русские предъявили следующее требование: в перемирной грамоте должно быть написано, что Иоанн уступает Баторию свою вотчину Ливонию. Этим выражением московские послы надеялись спасти права Иоанна на владение Ливонией. Произошел сильный спор, продолжавшийся два дня. Збаражский и Гарабурда не знали, что им делать, и поэтому обратились за инструкцией к Замойскому[980]. Усмотрев в этом пустое препирательство из-за слов, канцлер соглашался удовлетворить требование московских послов, лишь бы только мир поскорее был заключен, ибо всякая проволочка может быть опасна для Речи Посполитой[981]. Инструкция канцлера оказалась уже ненужной: спор окончился раньше, чем пришло его письмо, и окончился, благодаря содействию Поссевина, в пользу Баториевых послов.
Наконец 15-го января, после неимоверных усилий, употребленных той и другой стороной с целью отстоять даже формальные права своих государств, состоялся обычный обмен договорных грамот и принесена была присяга, при чем Русские исполнили строго церемониал, установленный для этого Иоанном: они целовали крест, который дал им, согласно приказанию царя, новгородский владыка. Баториевы послы принесли присягу по католическому обряду, причем к ним присоединился и Гарабурда, хотя он был православный, что доставило немалое удовольствие Поссевину, возымевшему надежду на то, что Гарабурда перейдет на лоно католической церкви[982].
Известие о заключении мира произвело сильную радость в лагере Замойского под Псковом и среди жителей Пскова. Баториевы воины со слезами на глазах благодарили Бога за то, что они освободились наконец от холода, голода и болезней, лишений и страданий, которые довели их до ужасного состояния[983]. Псковитяне, исстрадавшиеся от долговременной осады, особенно сильно обрадовались известию о мире. Когда в Псков явился (18-го января) с этой вестью от московских послов гонец Александр Васильевич Хрущев, жители бросились целовать ноги вестника, называя его архангелом мира. Вражда к неприятелям была забыта. Псковитяне со своих городских стен радостно приветствовали всадников Замойского, ездивших вокруг крепости, и называли их своими братьями. Знатнейшие псковские граждане явились к Замойскому, чтоб выразить гетману свою радость и благодарность по случаю заключения мира[984]. Баторий и Замойский, главные виновники и вожди войны, довольны были исходом ее, потому что цель, ради которой она предпринималась, была достигнута, довольны были и потому, что их противники в Польше, вооружавшиеся против дальнейшего ведения войны[985], должны были замолкнуть ввиду блестящего успеха, увенчавшего военные планы короля и его канцлера[986]. Рад был миру и Иоанн, ибо ему удалось отстоять те условия, какие он «по конечной неволе» готов был принять[987]. Рады были и Иоанновы послы, ибо исполнили в точности данный им наказ и таким образом избежали царского гнева. Наконец чувство удовлетворения испытывал также и посреднику, папский посол, Поссевин: и ему удалось, как, по крайней мере ему самому казалось, осуществить ту цель, которую он себе наметил. Враждующие стороны подчинились авторитету главы католической церкви, о чем свидетельствовали договорные грамоты, следовательно, достигнут важный успех в деле торжества католической веры на земле, деле, служить которому был призван Поссевин вместе со своим орденом.
Таким образом, перемирие состоялось. Теперь оставалось исполнять или исполнить его условия. По договору Баториева армия должна была немедленно удалиться из-под Пскова. Но условие это не было исполнено Замойским. Он опасался, чтобы Русские умышленно не затягивали сдачи ливонских замков, к чему представлялся весьма удобный предлог. Польско-литовские власти не были в состоянии дать для этого Русским достаточное количество подвод, как это полагалось по уговору. Видя, что Замойский не собирается уходить от Пскова, московские послы выразили свое неудовольствие перед Поссевином, а затем через князя Збаражского прислали Замойскому письмо, в котором потребовали, чтобы он ушел от города. Сами же Псковитяне прислали сказать гетману, что если он не удалится в течение двух дней[988], то они будут считать мирный договор уничтоженным. На это Замойский с улыбкой ответил, что следует избегать разлития крови – и только. А затем на следующий день он потребовал от Псковитян, чтобы они дали ему посланца для пересылки письма Поссевину. Тогда Псковитяне отказались от своего ультиматума, так как у них зародилось подозрение, что Замойский намеревается писать Поссевину, будто они отказались исполнять условия мира. Теперь они просили Замойского только о том, чтобы он удалился в тот день, который он сам назначил. Гетман ответил, что он удалится, но все-таки останется у границ Ливонии до тех пор, пока ливонские замки не будут сданы Русскими[989].