Агасфер. Золотая петля. Том 1 - Вячеслав Каликинский

Однако набежавший комиссар Смидович умерил пыл «преторианцев», взял гостя под руку и, попросив, словно между прочим, сдать оружие, повел к вагону № 432.

– У тебя что-то срочное, товарищ Блюхер? Серьезное? Гляди, – предупредил он. – Гляди: шеф по пустякам отвлекаться не любит! Назначение в Читу? Это серьезно!

Заведя Блюхера в вагон наркомвоенмора, он велел ожидать в тамбуре и проскользнул в неплотно прикрытую дверь салона, откуда доносился трубный командный голос: Троцкий диктовал очередной приказ.

Судя по доносившимся в тамбур обрывкам речи, приказ был страшен. В 4-м Латышском полку были расстреляны все члены полкового комитета. В Петроградском пролетарском полку Троцкий, видимо, начитавшись записок Цезаря, применил децимацию: приказал расстрелять каждого десятого красноармейца. Особенно жестокая кара постигла полки из мобилизованных казанских татар: из пулеметов там «покосили» всех подряд…

Никчемный военный руководитель, не умеющих читать обыкновенные штабные карты, Троцкий признавал единственное средство военного руководства – террор.

Наконец, трубный голос наркомвоенмора словно поперхнулся: Смидович почтительно доложил шефу о прибытии героя Перекопа Блюхера. Прервавшись, военный министр совсем не интеллигентно выругался и переспросил:

– Блюхер? Тот самый? Что ж ты, негодяй, героя Перекопа в тамбуре держишь?!

В шинели до пят, в зеленой фуражке, надвинутой на самые глаза, Троцкий грозно глянул сквозь пенсне на присутствующих, отчего те засуетились, попятились и частично исчезли, и громко окликнул:

– Блюхер, заходи!

Рванув дверь, тот сделал пару шагов вперед, кинул руку к козырьку, начал представляться. Однако наркомвоенмор нетерпеливо махнул рукой:

– Так вот ты какой, значит… Герой, а по виду и не скажешь. Едешь в Читу? Знаю и благословляю. Какая помощь от меня требуется?

Стараясь говорить кратко, Блюхер доложил, что нынче ночью он прибыл в Москву, что временный штаб для работы в Чите им сформирован еще в Одессе. Задача понятна – но не будет ли каких особых указаний?

Троцкий прищурился:

– А что же ты, командир, к Ворошилову[110] не пошел с таким вопросом? Не любишь, видать, дураков? И правильно делаешь! Мой наказ тебе будет кратким: держи дисциплину! Наше русское быдло понимает только страх! Может, тебе выделить кого-нибудь из моего ревтрибунала? Для передачи накопленного опыта, так сказать?

– Стрелять я и сам умею, товарищ военный министр. У меня другое на уме: судя по донесениям, в ДВР страшная партизанщина. Созданию настоящей, боеспособной армии тамошнее правительство не придает значения. Кто в валенках, кто с берданкой, кто с вилами. Приказы командиров выносят на голосование личного состава, обсуждают – то ли выполнять, то ли гнать командира и выбирать другого?[111] Дисциплину-то я наведу – но где взять средства на экипировку, вооружение, обмундирование?

– Два ордена Красного Знамени носишь и не знаешь?! Не дают средств – отбери! В Прибайкалье много партизан из казачьих семей. Сволочи, мироеды! Пошерсти, расстреляй десятка два-три семейств, кто жалеет кубышки свои растрясти – живо понесут!

Блюхер сглотнул слюну, кивнул – хотя начинать деятельность военного министра ДВР с расстрелов и не собирался. Зачем ему поворачивать ружья партизан в сторону советской власти? Попробовал выкрутиться:

– Товарищ наркомвоенмор, там уже шерстить некого! Семенов, да и сами партизаны население обобрали до нитки.

– Хорошо! – грянул Троцкий. – А ты хоть раз записки Цезаря в руки брал?! Не брал, вижу! Ну, да не беда: нужда наступит – и к Цезарю обратишься! А пока я тебя так спрошу: а военные трофеи на что? Если не на армейские нужды, а? У Байкала, по моим сведениям, Колчак столько золота царского «порассыпал» – хоть самому поезжай! Нечем воевать? Не во что одеть бойцов? Начинай с этого! Ищи золото и реквизируй его на армейские нужды!

– Так золото государству сдавать положено, – заикнулся Блюхер.

– Хоть ты и орденоносец, а дурак! Государство – это армия! Будет армия босая – что от нее да от государства останется? То-то! Все у тебя?

– Никак нет, – решился Блюхер. – Имею на руках законную жену и младенца. По дороге из Одессы застудили в теплушке малышку, а поезда нетопленными нынче ходят, часто вовсе без стекол. Приказ о незамедлительном принятии дел я выполню при любых обстоятельствах, но… Помрет ведь дочка в пути, товарищ министр. Можно ли мне, как командарму и военному министру ДВР, запросить в НКПС приличный служебный вагон?

– Нашел время младенцев плодить, – сверкнул стеклами пенсне Троцкий. – Да еще бабское племя множить… Но раз уж так получилось – говорю авторитетно: спецвагон тебе положен! Положен, понимаешь? Я подскажу Смидовичу, он распорядится. Ты когда уезжаешь?

– Нынче же и хотел, товарищ наркомвоенмор… Обстановка в Чите сложная!

– Смидович! – повернулся Троцкий к комиссару. – Отправь товарища Блюхера на Северный вокзал на моей машине. И проследи, чтобы к его приезду салон-вагон для красного командира Блюхера был готов! Лично проследи, а то прикажу оркестру играть музыку, которую ты не услышишь! Вместе с прочим железнодорожным персоналом Северного!

– Слушаюсь, товарищ наркомвоенмор! – вытянулся тот.

– Ну, а тебе, Блюхер, большое революционное спасибо за то, что воюешь славно, – подумав, Троцкий выскочил из-за столика, крепко пожал Блюхеру руку. – Желаю не меньшей революционной удачи и впредь! Да не забывай, что тут умного услышал!

– Так точно, товарищ наркомвоенмор!

– Ну, а сейчас ступай! – не стесняясь, Троцкий осмотрел руку, только что протянутую для рукопожатия и тщательно вытер ее носовым платком. – Дел много, товарищ Блюхер! Настоящих дел невпроворот, а ты тут со своими младенцами и буржуазной мягкотелостью отвлекаешь! Стенографисты, готовы? Начали…

Хотевшего рассыпаться в благодарности Блюхера не слишком церемонно подталкивали к выходу.

Смидович, вытирая платком лоб, вслух прикидывал:

– Так, Блюхер, с тобой я не поеду: шеф пошлет, а через пять минут забудет и хватится. Машина с шофером здесь еще? Здесь! Ну, а вокзальному начальству я сейчас по телефону хвоста накручу – там тебя встретят честь по чести! Давай, езжай!

* * *

Наконец истомившиеся ожиданием пассажиры – в основном военные – узрели, как из каких-то тайных закоулков, из путаницы стрелок и перекрещивающихся рельсов, тихо постукивая колесами, выполз длинный шестиосный вагон царских времен. Мягко подталкиваемый локомотивом, он пристроился к хвосту состава. Тотчас, откуда ни возьмись, дальнюю часть перрона заняли невесть откуда появившиеся красноармейцы, которыми командовали хмурые особисты, затянутые в кожу. По образовавшемуся коридору быстро прошли десятка два военных в портупеях и с ними две женщины. Одна из них несла на руках голосящего младенца.