Бубновый туз - Евгений Сухов

Лена приподняла с подушки голову.

— Ты куда?

— Спи, спи, я сейчас приду, — успокоил он девушку.

— Ты только не задерживайся, а то я буду волноваться… Знаешь, мне кажется, нам следует сказать о наших отношениях Егору. Он меня любит, а значит, поймет.

— Хорошо, детка, но давай оставим этот разговор на потом!

На какое-то мгновение Гаврилу обуяла жалость. Бедная, она даже не подозревает о том, что эта их встреча — последняя. «А что, если взять ее с собой!» От этой мысли Гавриле даже стало немного легче. Почему бы не остепениться, купить какую-нибудь халупу в деревне, заняться хозяйством. Денег на первое время у него хватит. Но он тут же отказался от таких планов. Все это не для него! Больше всего на свете он ценил жиганскую удачу!

Елена уже опять посапывала, позабыв о прежних страхах. Женщины такие существа, которые быстро забывают о плохом, этому бы следовало у них поучиться. Надев пальто, Гаврила бросил прощальный взгляд на уснувшую девушку. И вновь душу резанула жалость, ощущение чего-то непоправимого.

Прикрыв за собой дверь, Гаврила вышел на улицу. Улица была пустынна, но у тротуара стоял экипаж. Повезло! Не нужно будет идти по утреннему городу.

— До Казанского, — небрежно бросил жиган, влезая в пролетку.

Дернув вожжами, кучер не оборачиваясь поторопил застоявшихся лошадок. Проехали до конца улицы, повернули к набережной.

— Ты куда едешь, я же тебе сказал: на Казанский!

Неожиданно кучер обернулся. Гаврилу охватил ужас.

— До Казанского, говоришь? Куда же это ты собрался? От моей сестренки, что ли, сбегаешь?

— Егор, у меня с ней все по-серьезному.

— А с Кирьяном почему не переговорил?

— Я ведь на пару дней. После хотел…

— А после уже поздно будет, — усмехнувшись, сказал Егор. — Привет тебе от Кирьяна.

В руке у него блеснул «наган». Раздался выстрел.

Гаврила вздрогнул всем телом и обмяк.

— Всю пролетку изгадил, — брезгливо поморщился Егор, — что теперь Гурьян скажет.

Свернув в пустынный двор, он подхватил под руки мертвое тело и выволок его на землю. Вытащил из рук Гаврилы сумку, которую тот продолжал сжимать мертвой хваткой. Щелкнув замками, открыл ее и остался доволен увиденным. После чего неторопливо сел на козлы.

— Пошла, родимая! Не век же нам здесь куковать!

* * *

Во дворе было пустынно. Это хорошо, меньше глаз, меньше свидетелей. Поднявшись на второй этаж, Кирьян отыскал нужную квартиру. Дом был добротный, даже снаружи он напоминал некую цитадель благополучия, которую невозможно было взять ни атакой, ни осадой. Создавалось впечатление, что здесь, презрев опасность, продолжали благополучно жить буржуа, наслаждаясь плодами новой экономической политики.

Неожиданно откуда-то появился дворник. Смерив постороннего суровым взглядом, поинтересовался:

— Вы к кому… товарищ?

Если что изменилось с прежних времен, так это форма обращения, но Кирьян готов был поклясться, что с губ дворника едва не сорвалось привычное — «господин».

— К Иосифу Львовичу, — уверенно сказал Кирьян. — Он у себя?

На лице сторожа отразилось замешательство — поздний гость всегда не к добру, да еще к такому уважаемому человеку, каким является Иосиф Львович.

— Я его позову, — нерешительно сказал он, внимательно всматриваясь в лицо гостя.

Взгляд пытливый, цепкий. Чуток задержал взгляд у пояса, где могло быть оружие. И тотчас отвел его в сторону.

Широко улыбнувшись, Кирьян постарался развеять его подозрения:

— Не надо, я хочу ему сюрприз сделать. Он мне будет рад.

Интуиция и жизненный опыт подсказывали дворнику, что сейчас не тот случай, когда надо настаивать на своем. А от улыбающегося лица незнакомца так и веяло скрытой угрозой.

— Ну если только обрадуется… — неопределенно протянул дворник и, развернувшись, поплелся в сторожку.

Кирьян негромко постучал в дверь. Сначала в коридоре послышался какой-то шорох, а затем молодой женский голос спросил:

— Кто там?

— Иосиф Львович дома?

— А кто его спрашивает?

— Его друг, — любезным тоном сообщил Кирьян.

— А что вам от него надо?

— Мы договаривались о встрече.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и Кирьян увидел хорошенькое личико молодой женщины. По тому, как держала себя женщина, было понятно, что гостей в этой квартире не жалуют. Кирьян невольно хмыкнул: «Ничего, еще полюбят!»

— Иосиф, тебя тут спрашивают.

Самый подходящий момент, чтобы ударом ноги сорвать металлическую цепочку, после чего по-хозяйски вторгнуться в чужое жилище. Ладно, придется переждать, не самое подходящее время учинять скандал.

По глуховатому бормотанию Иосифа было понятно, что гостей он не ждал и никому не рад. Только любопытство заставило его проследовать к входной двери.

Широко улыбаясь, Кирьян сполна насладился замешательством майданщика. По его застывшему лицу было понятно, что сохранять спокойствие ему нелегко. Единственное, что он мог выжать из себя, — так это кисловатую улыбку.

— Кирьян?

— Иосиф, друг! Да открывай ты побыстрее дверь. Чего же ты меня у порога томишь? К тебе же твой лучший друг пожаловал.

Правый уголок рта Кирьяна чуток поплыл вверх, отчего улыбка получилась кривоватой. Он явно насмехался. Весьма скверный признак.

Пауза затягивалась.

А может, он настолько подрастерял свою силу, что обычный майданщик способен отказать ему в приюте?

— Понимаешь, Кирьян, тут ко мне должны гости прийти…

Кирьян улыбался:

— Да я пришел только чайку попить, — успокоил он. — На улице слякоть, ноги промокли. — И, стараясь развеять последние сомнения майданщика, добавил: — Ты же меня знаешь.

— Разве только ненадолго.

Сбросив с двери цепочку, Иосиф Львович нехотя впустил нежданного гостя.

Кирьян вошел в комнату, одобрительно покачивая головой.

— Я такое великолепие только в музее видел, — кивнул жиган на развешанные по комнате картины.

— Копии, — быстрее, чем следовало бы, ответил Иосиф Львович, при этом его толстые щеки налились румянцем.

— Детьми обзавелся?

— Это моя вторая семья. А дочь с сыном остались с первой женой. Сейчас они большие, но я им все равно помогаю.

Прошли в зал. Кирьян по-хозяйски устроился на диване.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Вот, мол, сейчас его по всей Москве чекисты ищут, а он у меня сидит, у такого доброго и порядочного человека. Так ведь, Иоська?