Контрольный выстрел - Фридрих Незнанский

Рассказав Славке о пользе мафии и о некоторых заманчивых в этой связи предложениях, Саша сделал единственно приемлемый для себя вывод: ни в какие помощники и советники он, естественно, не пойдет, поскольку имеет свой совершенно отличный от молодого босса взгляд на природу вещей. Значит, от такого альянса будет не польза, а вред в самом чистом его виде. Что же касается выходов младшенького на госбезопасность, то это, как он сам сказал, когда еще будет. И будет ли вообще — неизвестно. Совершенно непонятным было иное: настойчивые и постоянные, становящиеся уже навязчивыми, советы прекратить дело об убийстве Алмазова. Ведь официально-то оно уже прекращено! Что же так тревожит президентскую команду? Рассматривать фигуру Олега как нечто самостоятельное и чрезвычайно опасное для общества Саше бы и в голову не пришло. Что он, совсем уже перестал разбираться в людях?! Или в этом деле сильно заинтересованы наверху?

— Скорее, не заинтересованы, — резонно поправил Грязнов. — А вот сведения о твоем генеральном я бы обязательно довел до Меркулова. Он ближе к верхним людям и может иметь информацию, но пока не располагать их окончательным решением. Зачем ему самому лишний раз шишки наколачивать?.. Так, ну и наконец?..

— Чего, наконец? — небрежно удивился я, хотя прекрасно понял, о чем хотел спросить Славка, но проявил некоторую тактичность.

— Да хватит тебе дурака валять!.. Будто не знаешь, что она уже две ночи дома не ночует. Я имею в виду — в конторе. А днем сидит и мух ноздрей давит. И зевает так, что на Красной площади слышно…

— Ну у тебя информация! — искренне восхитился Саша. Настолько искренне, что Грязнов не смог устоять перед такой лестью и самодовольно ухмыльнулся.

И тогда Турецкий решил, что они оба давно не дети и не идиоты, и вешаться никто не собирается. И он рассказал словами Олега о трех желаниях Татьяны, а затем, утопив недокуренную сигарету в чашке с недопитым кофе, чего никогда раньше не делал из принципиальных соображений, тут же пошел и выплеснул эти остатки в унитаз. И тем самым как бы поставил точку.

— А что касается Кирилла, — неожиданно заметил Грязнов, когда Саша спустил воду и, вернувшись, присел к столу, — то я бы все-таки посоветовал Шурочке послать своего младшенького как можно дальше и самой сходить к академику. Хотя, возможно, это во мне сейчас еще злость не остыла… Да, Саня, большую глупость я сморозил. Ладно, пусть живет, как сама хочет… А мы тут посовещались и приняли, значит, такое решение: ты можешь взять к себе Дениса. Я ему обещал нечто вроде отпуска, он заслужил и теперь может располагать своим временем по собственному желанию. Решил он так, — глядя в сторону, добавил Грязнов, — что ему неплохо бы поработать с тобой, приглядеться, как это у специалистов делается, ну… уму, так сказать, разуму… на новом этапе набраться. Я думаю, он хорошее решение принял, если… ты, конечно, не будешь возражать.

«Ах, Славка! Святая душа… Есть, говорят, один-единственный день в году, когда в церквах приносят молитвы Богу во спасение грешных душ самоубийц, вынужденных терпеть вечные муки. И день этот выпадает на Троицу. Это когда русалки — утопленные души — особенно охотно печальные свои хороводы водят и хохочут при этом. В туманных лесах. Но самоубийце расстаться с телесной жизнью проще простого: однажды — в азарте — голову в петлю, табуретку — долой из-под ног, да еще успеть эрекцию в последний миг испытать. А что же, скажем, нам со Славкой о себе подумать? О коллегах своих? Тела нам, правда, другие дырявят, а вот души свои мы убиваем собственноручно. Тот же убийца, бандит, насильник, для него чужая жизнь — плевок, ничто. Он — на меня, я — на него. Я — быстрей, потому что внимательней. Профессионал я. Но ведь всякий раз применяя насилие, мы скоро перестаем утруждать свои души сомнениями и тем самым медленно, но верно убиваем их. И кто-то постоянно требует от меня, к примеру, милосердия.

«К кому? К убийце? К закоренелому бандиту? И, значит, я не имею права отнять у него бандитскую жизнь? А он — он может. Что сказать? Я так думаю, что если Господь всучил нам наши «самоубийственные» профессии, пусть сам же и указывает своим прислужникам отмаливать наши грехи. И не однажды в год, а постоянно, ежечасно… Или не стоит себя жалеть и торговлю с Ним устраивать? Ладно, пусть все остается как есть, но вот Вячеславу Ивановичу — наше глубокое спасибо. Я думаю, все равно ему зачтется когда-нибудь…»

Ничего этого Саша, разумеется, Грязнову не сказал, да тот и не ждал слов благодарности, рассыпанных по кухонной клеенке. Турецкий просто кивнул и хлопнул ладонью по его руке: какие слова еще требовались?..

2

Три задачи наметил себе Турецкий на сегодняшний день. Найти Рослова или его следы в Благовещенском переулке, в доме, которого уже не существовало; вразумить Меркулова по поводу Кирилла и Шурочкиных истерик в связи с этим и, наконец, изыскать возможность навестить Maркушу, то есть Феликса Евгеньевича Марковского, у которого, по Сашиным соображениям, можно было разжиться действительно толковой информацией насчет нашей отечественной криминогенно-финансовой элиты. Все-таки Олеговы изыски в этом плане казались ему более чем субъективными, хотя и заманчивыми для выводов. Но Олег, как он подозревал, в данной ситуации — практик, теоретические же выкладки по части перехода России к правовому государству со всеми сопутствующими ей в этом переходе моральными, физическими и прочими, мягко говоря, издержками — в руках, точнее голове, Сашиного бывшего университетского преподавателя уголовного права Маркуши. Свои координаты он дал несколько дней назад, когда они встретились с ним в ДЖ, только вот найти их… Хотя нет ничего проще: он же преподает в Новом гуманитарном, значит, не вопрос.

Щедростью Вячеслава Ивановича следовало пользоваться немедленно, поэтому Саша крикнул Денису, чтобы тот был готов к выходу в течение ближайших десяти минут. Но… воспользовавшись предоставленным «хозяином» отпуском, юный раб беспечно почивал. Не дождавшись ответа, Саша вопросительно взглянул на Славку, после чего тот, махнув ладонью: мол, сейчас все будет в норме, — удалился с кухни.

Не через десять, конечно, но через пятнадцать минут Саша с Денисом уже сидели в «жигуленке», и Турецкий выруливал со двора на привычную трассу, ведущую в центр.

Пока ехали, распределили обязанности. Это было тем более важно, что по Сашиным прикидкам, беготни на сегодняшний день хватало, а он все же был не так молод, да и прошедшая ночь поубавила прыти, так что пусть уж молодежь покажет, сколь быстра на ногу.

Время приближалось к одиннадцати, когда они подъехали к Благовещенскому переулку. Раньше, во времена далекой юности, Турецкий отлично знал этот кусочек Москвы. Вот, прямо, Театр юного зрителя. Дальше, за углом, проживала Лидочка… одноклассница и первая его любовь.

Вообще-то вопреки воспоминаниям, легко коснувшимся его седеющего виска, — а что, неплохо сказано, подумал он — никаких ностальгических чувств, про которые можно было бы сказать: не ходи дорогами первой любви, у Саши не возникало уже давно. Во-первых, улицы детства — Трехпрудный, Горького, да и сам Благовещенский — давно потеряли свой прежний облик. Застроенные новыми домами, предназначенными для офисов, отелей, в редких случаях для жилья очень богатеньких, они лишились своей милой притягательности. Денис же, как заметил Турецкий, не разделял его точки зрения. Ему нравился «кусочек» Европы. Что ж, у каждого свой вкус.