Влюбленные женщины - Дэвид Герберт Лоуренс

Гудрун потряс его вид — помрачневшие, почти потерявшие координацию глаза, в которых, однако, жили твердость и непокорность.

— Ну и как продвигаются ваши занятия с Уинифред? — спросил больной слабым голосом.

— Весьма неплохо, — ответила Гудрун.

В беседе иногда возникали провалы, словно обсуждаемые темы были чем-то вроде соломинок, плавающих на поверхности смутного сознания умирающего.

— Со студией проблем нет?

— Она прекрасна. Лучше и вообразить нельзя, — ответила она, ожидая следующего вопроса.

— Вы считаете, Уинифред имеет данные для серьезного занятия скульптурой?

Странно, какими пустыми и бессмысленными были эти слова.

— Не сомневаюсь в этом. Когда-нибудь она еще покажет себя.

— Значит, ее жизнь не будет бессмысленной?

Гудрун удивил этот вопрос.

— Конечно, нет! — негромко воскликнула она.

— Это хорошо.

Гудрун ждала продолжения.

— Вы ведь считаете, что жизнь замечательная штука, вам нравится жить, так? — Говоря это, больной жалко улыбнулся, и Гудрун стало не по себе.

— Да, — улыбнулась Гудрун — иногда у нее получалось лгать, — я получаю от жизни большое удовольствие.

— Так и надо. Оптимизм — большое благо.

Гудрун опять улыбнулась, хотя на душе у нее было скверно. Неужели именно так надо умирать — улыбаться и вести разговоры в то время, как жизнь тяжко, капля за каплей уходит из тебя? Неужели иначе нельзя? И нужно пройти этот мучительный путь победы над смертью и сохранить сильную волю до того самого момента, когда ты перестанешь существовать? Да, нужно, это единственный достойный вариант. Гудрун бесконечно восхищалась выдержкой и самообладанием умирающего, но сама смерть вызывала у нее отвращение. Окружающий мир ее радовал, и ей не хотелось размышлять о неведомом.

— Вам хорошо у нас? Не нуждаетесь ли в чем? Не испытываете ли неудобств в своем положении?

— Только одно — вы слишком добры ко мне, — ответила Гудрун.

— Причина этого кроется в вас самой, — сказал больной, испытав при этих словах легкую экзальтацию. Он все такой же сильный, такой же живой! И тут же ответной реакцией подкатила предсмертная тошнота.

Гудрун вернулась к Уинифред. Так как Гудрун проводила много времени в Шортлендзе, гувернантка оставила место, и теперь образование Уинифред было поручено учителю, который преподавал в местной школе и не жил в поместье.

Однажды Гудрун должна была ехать в город в одной машине с Уинифред, Джеральдом и Беркином. Был мрачный, пасмурный день. Уинифред и Гудрун ждали остальных у дверей. Девочка была необычно тиха, но Гудрун этого не замечала. Неожиданно Уинифред спросила нарочито равнодушным голосом:

— Мисс Брэнгуэн, как вы думаете, папа умрет?

Гудрун вздрогнула.

— Как я могу знать? — ответила она.

— Правда не знаете?

— Ничего нельзя сказать наверняка. Он, конечно, может умереть.

Девочка немного задумалась, а потом спросила:

— А что думаете вы? Он умрет?

Вопрос прозвучал так, словно она спрашивала что-то из области географии или естествознания, прозвучал настойчиво: ей нужно было добиться признания от взрослого человека. Во взгляде внимательно и несколько высокомерно следящего за Гудрун ребенка была некоторая жесткость.

— Думаю ли я, что он умрет? — повторила Гудрун. — Да, я так думаю.

Девочка не двигалась с места, устремив на нее свои большущие глаза.

— Он очень болен, — сказала Гудрун.

Легкая скептическая улыбка пробежала по лицу Уинифред.

— А я не верю, что он умрет, — заявила она с вызовом и сошла на подъездную аллею. Маленькая одинокая фигурка. У Гудрун сжалось сердце. Уинифред возилась у лужицы, словно никакого разговора не было.

— Я здесь построила настоящую плотину, — сообщила она, не отходя от воды.

Джеральд вышел из холла и остановился в дверях.

— Ну что ж, она предпочитает не верить в худшее, — сказал он.

Гудрун взглянула на него. Их глаза встретились, и они обменялись понимающим взглядом.

— Ну что ж, — повторила Гудрун.

Во взгляде Джеральда вспыхнул огонек.

— Когда горит Рим, лучше танцевать, ведь он все равно сгорит, не так ли? — сказал он.

Эти слова застали ее врасплох, но она быстро овладела собой и ответила:

— Танцевать, конечно, лучше, чем причитать.

— И я так думаю.

Оба испытывали подсознательное желание расслабиться, отбросить предрассудки и пуститься во все тяжкие, испробовать грубые и извращенные забавы. Темная волна страсти вскипела в Гудрун. Она почувствовала в себе необычайную мощь. В ее руках была такая сила, что она могла бы разрушить мир. В памяти всплыли распущенные нравы римлян, и сердце обдало жаром. Она знала, что жаждет того же или чего-то подобного. Если выпустить на волю все то, для нее неведомое, что подавлялось годами, какая это будет разнузданная вакханалия! И ей захотелось этого, ее трясло от близости стоящего за плечами мужчины, в котором, похоже, как и в ней, таилась темная эротическая сила. Именно с ним ей хотелось разделить эту безумную оргию. На мгновение она явственно ощутила то, что они могли бы испытать. Но тут же, отбросив это видение, спокойно сказала:

— Мы можем пойти вслед за Уинифред к домику сторожа и там сесть в машину.

— Хорошо, — согласился Джеральд и последовал за ней.

Уинифред была уже внутри дома и с восторгом рассматривала новорожденных породистых щенят. Девочка подняла голову — при виде Гудрун и Джеральда в ее глазах появилось враждебное, отчужденное выражение. Ей не хотелось их видеть.

— Только посмотрите! — воскликнула она. — В помете три щенка. Маршалл говорит, что эта лучше всех. Разве она не прелесть? И все же не лучше своей мамочки! — Уинифред повернулась и стала гладить красивую белую самку бультерьера — та, явно нервничая, стояла рядом.

— Драгоценная леди Крич! — сказала девочка. — Ты прекрасна, как ангел. Ангел… ангел… она такая добрая и красивая, что ей место в раю, правда, Гудрун? Они попадут в рай, обязательно попадут, и особенно моя несравненная леди Крич! Послушайте, миссис Маршалл!

— Что, мисс Уинифред? — спросила возникшая на пороге женщина.

— Пожалуйста, если она останется такой же хорошенькой, назовите этого щеночка леди Уинифред, хорошо? Попросите об этом Маршалла.

— Я скажу ему, но боюсь, щенок — мальчик, мисс Уинифред.

— О нет!

Послышался шум автомобиля.

— Это Руперт, — крикнула девочка и выбежала наружу.

Беркин остановился прямо за воротами.