Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Воллам Мортон

Белые оштукатуренные стены следующей гробницы были весело расписаны в помпейских красных и желтых тонах, встречалась и охра, которая все еще является доминирующей краской Рима. Это была гробница женщины по имени Фанния Редемпта. На стенах робко смотрели друг на друга два маленьких красных олененка на длинных ножках, порхали красные с синими крыльями птички. Были здесь цветы, урны, павлины — символ бессмертия. Мой гид указал на саркофаг на полке, довольно высоко над полом.

— Тело Фаннии Редемпты до сих пор здесь, — сказал он.

Надпись в несколько строчек сообщает, что ей было тринадцать, когда она вышла замуж за Аврелия Гермеса, и что после тридцати трех лет счастливой семейной жизни она умерла «в возрасте сорока шести лет, пяти месяцев и семи дней».

Мы перешли через дорогу и вошли в семейный склеп Марциев. Около красной, как в Помпеях, стены мы увидели великолепный саркофаг, украшенный резьбой: кружащиеся менады, играющие на дудочках, обнаженный Дионис, грациозный сатир с ребенком на руках, и странно контрастирующие с ними скульптурные лица погребенных здесь людей: Квинта Марция Гермеса и его жены, Марции Трасонис. У него хмурое лицо с короткой жесткой бородкой, возможно, он был ростовщиком. Она — терпеливая, спокойная женщина средних лет с впалыми щеками.

Мы заходили почти во все склепы, которые встречались нам на пути к месту под алтарем, где похоронен святой Петр. В некоторых гробницах люди Константина в свое время убрали причудливые сводчатые потолки, и повреждения выглядят такими свежими, как будто разрушители только что отлучились куда-нибудь на обеденный перерыв. Они, впрочем, вели себя с должным почтением, то есть рассовали бездомные кости по надежным местам, пока не наступит время вернуть их в гробницы. Интересно, не является ли большое количество пустых ниш для урн возможным ответом на вопрос, на который гид затруднялся мне ответить. Как Константину удалось справиться с общественным мнением, которое должно было восстать против осквернения кладбища? Может быть, он построил новое кладбище, на которое семьи перенесли останки своих родственников? violatio sepulchri,[108]совершенное Константином, — акт, веками приводивший Церковь в ужас, — надо было как-то объяснить.

Считается, что самая необычная гробница принадлежала египтянину, жившему в Риме, но его мумии не нашли. По красной стене горделиво шагает Гор, единственный, я думаю, египетский бог, изображение которого можно найти на итальянском кладбище. Очень красива «гробница квадриги», полом ей служит черная мозаика — четверка лошадей, запряженная в колесницу. Мысли мои тут же обратились к цирку Нерона, и я задумался, не принадлежала ли эта гробница какому-нибудь царскому вознице. К сожалению, имени не сохранилось. Мы посетили и склеп семьи Тулиев, и в нише я увидел изящную желтую алебастровую вазу, все еще полную золы. Здесь захоронены останки сборщика налогов с севера Галлии, жившего в I веке.

Мы осмотрели и гробницу назначенного на должность консула, тело его дочери Остории, впервые вошедшие сюда видели его лишь мгновение, прежде чем оно рассыпалось в прах. Она лежала в своем гробу в пурпурном одеянии, под золототканым покрывалом. В другой гробнице нашему взору предстала мозаика, изображавшая Христа как бога Солнца в колеснице, а почти под главным алтарем, оказалось, находится могила жизнерадостного язычника по имени Флавий Агрикола. Ее обнаружили в 1626 году во время работ по укреплению основания купола Бернини, и, к счастью, надпись скопировали, прежде чем плиту потерять или бросить в Тибр. Вот что там говорилось:

Берега Тибра — моя родина, имя мое — Флавий Агрикола, да, это именно я обрел здесь покой, как обретал его и при жизни, ибо судьба хранила меня, ничтожного, и никогда не оставляла без глотка вина. Моя дорогая жена Примитива ушла раньше меня, она тоже была из Флавиев, поклонялась Изиде, была внимательна ко мне и была щедро одарена красотой и другими достоинствами. Мы провели вместе тридцать счастливейших лет. В утешение она оставила мне плод нашей любви — Аврелия Первого, чтобы он ухаживал за моим домом (или могилой) с подобающим усердием. Устранившись от забот обо мне, она обеспечила мне вечное жилище. Друзья мои, читающие сейчас эти строки, выполните мое завещание. Налейте себе вина, украсьте себя цветами, не отказывайтесь от красивых девушек и других радостей жизни. Когда придет смерть, земля и огонь поглотят все.

Можно ли представить себе что-нибудь более удивительное под папским алтарем в соборе Святого Петра?

И наконец, мы подошли к святыне, которую Константин заключил в раку, когда строил свою церковь на безлюдном склоне холма, в месте столь священном, что император предпочел врезать здание в склон холма ценой значительных усилий и затрат и построить огромную платформу ниже по склону, чем потревожить хоть один камешек здесь. Он хотел, чтобы эта святыня оставалась центром здания. Это место со времен Нерона почиталось как место захоронения святого Петра. Со всех сторон поднимались древние стены, и я знал, что приблизился к могиле апостола настолько, насколько может приблизиться человек.

Все удовлетворились тем, что Константин, заключив тело святого Петра в бронзовый саркофаг, защитил его еще и кирпичной кладкой: «Пять футов в головах, пять футов в ногах; пять футов слева; пять футов снизу; пять футов сверху; так укрыл он святые останки Петра». Этот отчет, составленный, возможно, в VI веке и основанный на свидетельствах того времени, не мог бы быть полнее. Поскольку в последующие века отчету безоговорочно верили, то начиная раскопки, имели все основания ожидать, что даже если не найдут невредимых костей святого Петра в бронзовом гробу, то, по крайней мере, обнаружат место, где был гроб, и, может быть, доказательства того, что могилу разграбили, так как в ней было много золота.

Однако ничего подобного не нашли. Зато обнаружили нечто совершенно неожиданное: остатки поддерживаемой колоннами раки, которая когда-то просто стояла на полу в первом соборе Святого Петра, в том его месте, где намеревались построить главный алтарь. Это была древняя усыпальница, или «памятник» апостолу, который, как свидетельствуют ранние авторы, был выставлен на всеобщее обозрение на Ватиканском холме еще до постройки церкви. В нижней части имелось отверстие, куда паломники просовывали головы, когда молились, и еще одно отверстие поменьше, — куда они опускали носовые платки и другие мелкие предметы, чтобы освятить их соприкосновением с гробницей апостола.

Все, что осталось от гробницы, сильно повреждено, потому что от жадности и в спешке грабители, видимо, разбили все, чтобы поскорее добраться до золота и серебра. Все свидетельства указывают на 846 год, на сарацин, которые вошли в собор Святого Петра и грабили его неделю, «творя неописуемые бесчинства». Они вынесли даже алтарь. По приблизительным оценкам, из соборов Святого Петра и Святого Павла «за стенами» сарацины вынесли около трех тонн золота и тридцати тонн серебра и, возможно, вынесли бы и больше, если бы их суда были в состоянии выдержать такой груз. Так что сокровища собора Святого Петра и разнообразные изысканные предметы, которыми благочестивые прихожане обогатили собор за пять веков, скорее всего, похитили пираты, чьи суда затонули в шторм у берегов Сицилии.