Поводыри на распутье - Вадим Панов

Балаклавская группировка, за исключением подразделений, занимающихся залитыми «молоком» кварталами, распалась на мелкие отряды. Не было больше общего фронта, мощной волной идущего с юга на север. Убедившись, что главная цель достигнута, Слоновски вывел основную часть безов за пределы Аравии, оставив лишь усиленные блокпосты в ключевых точках территории. Появились патрули, правда, на бронетранспортерах. Причем вышедшие на улицу безы получили приказ вести себя по возможности обыденно. Не надзирать за только что горевшей территорией сквозь прицел автомата, а приглядывать, обязательно разбирать мелкие жалобы, реагировать на нарушения общественного порядка… В общем, всеми силами демонстрировать, что жизнь вошла в нормальное русло. А для точного выполнения задуманного в состав патрульных групп включали людей из отдела прямых переговоров или спецназа – у них нервы крепче, на провокацию не поведутся.

– Уважаемые жители Москвы! Я обращаюсь к вам не как директор СБА, но как один из вас. Как гражданин Анклава…

В Аравии уцелело совсем мало уличных экранов. Те, что располагались на высоте второго-третьего уровня, были уничтожены практически полностью, и муниципалитет еще не приступил к их восстановлению. От остальных осталось меньше трети, но это лучше, чем ничего.

– Каждый из нас должен надолго запомнить события последних дней, а самое главное – признаться самому себе в том, что был не прав. Хоть в чем-то – не прав. Потому что, когда горят улицы Анклава, правых и виноватых нет, есть только люди, взявшие в руки оружие…

Неповрежденные мониторы, по которым транслировали выступление Мертвого, располагались на четвертом-пятом уровне, их динамики не доносили слова Кауфмана до нижних ярусов мостовых, но особой необходимости в этом не было. Речь передавалась по всем каналам сети, не только по новостным – по всем. Программы прерывались, и голос Мертвого звучал едва ли не в каждой «балалайке» Анклава. Но вокруг экранов все равно собирались толпы людей. Молча смотрели на изображение Кауфмана, переглядывались, иногда перешептывались.

– Расследование событий будет направлено на выявление зачинщиков. И только на это. Мы хотим знать, кому и для чего потребовалось столкнуть между собой традиционно дружественные Аравию и Кришну. Мы обязательно узнаем, что произошло на фабрике пищевого производства. Мы узнаем и расскажем вам…

Директор филиала СБА не мог сказать открыто: все рядовые погромщики амнистированы. Но слушатели прекрасно поняли подлинный смысл слов. Поняли и вздохнули с облегчением.

– Я уверен, что честные жители Аравии и Кришны окажут посильную помощь бригадам дознавателей СБА. Искренняя поддержка охарактеризует человека наилучшим образом…

Кауфман не изменил себе: даже в весьма проникновенную речь он распорядился вставить угрозу. Сначала пряник – амнистия, затем кнут – легкий намек на то, каким образом будут выявляться зачинщики.

Слоновски улыбнулся: «Так и надо!» – и отключил «балалайку» от новостного канала. В принципе, речь шефа Грега интересовала мало – чего там слушать? Но он находился в Аравии и хотел знать, как реагирует народ на те или иные слова Мертвого. Люди, за которыми Слоновски наблюдал через окно бронетранспортера, реагировали именно так, как хотелось безу. Люди останавливали петушившихся юнцов, швырявших в экраны камни, и внимательно слушали Кауфмана.

Люди навоевались.

При свете дня они посмотрели на сожженные дома – свои дома! – посмотрели на сожженные мобили – свои мобили! – узнали, кто из соседей не вернулся – на его месте мог оказаться я! – и решили, что пора остановиться. Трогать их сейчас никто не будет. Даже зачинщиков. Дознаватели проанализируют видеоматериалы, послушают безов, допросят тех, кого уже арестовали, после чего отправятся на территорию. Поговорят с людьми, зададут вопросы, сделают вид, что поверили ответам, и уйдут. А через неделю-другую, когда ночные события сотрутся из памяти под натиском будней, а те, кто призывал к погромам и командовал боевыми отрядами, выползут из нор, начнутся аресты. Безы возьмут всех, кого захотят, вот только всеобщего возмущения это уже не вызовет.

Именно так действовал московский филиал СБА после бунтов. Но иногда приходилось отступать от инструкций Мертвого. Слоновски отправился в Аравию с конкретной целью: жестко допросить Абдурахмана и вышибить из него сведения о провокаторе Моратти. Вышибить любым способом, если заартачится – увезти в «Пирамидом» и вывернуть наизнанку. Грег был очень зол на старика.

К большому огорчению Слоновски, выяснилось, что Абдурахман вызвал неудовольствие не только у него.

Богатая лавка выгорела дотла. Витрины, в которых еще вчера красовались уложенные талантливым дизайнером ковры, открывали взору прохожего черные внутренности главного зала. Дверь нараспашку. По помещению потерянно блуждают два молодых араба. Ищут? Что? Скорее просто не знают, что делать.

И ни одного сочувственного взгляда. Никто не помогает разбирать руины. Все отвернулись.

Такое поведение соседей подсказало Грегу, что дело нечисто. Пострадай лавка во время беспорядков, вокруг скопились бы люди: родственники, друзья, знакомые, соседи. Женщины бы причитали. Мужчины – помогали. Сейчас подобные картины можно было наблюдать по всей Аравии. А у лавки Абдурахмана – никого. Только два парня бродят по пепелищу. Словно кто-то объявил старика отверженным.

«Кажется, я опоздал».

Слоновски выбрался из бронетранспортера и хмуро огляделся. Его появление не осталось незамеченным, местные косились, а то и останавливались, откровенно изучая беза, однако тут же отводили взгляды, встретившись глазами со здоровяком.

– Вокруг чисто, – сообщил оставшийся в «Буране» оператор.

В бронетранспортере стоял мощный наноскоп, позволяющий детально просматривать окрестности. К счастью, местные не горели желанием связываться с десятком вооруженных безов.

Слоновски сплюнул, вошел в лавку и кивнул молодым людям:

– Салам.

– Салам, – буркнул тот, что помладше.

«Внук, – вспомнил Грег. – Кажется, Ибрагим? Или Аслан?»

– Могу я поговорить с уважаемым Абдурахманом? – вежливо осведомился без.

– Дедушка погиб, – скупо ответил парень и отвернулся.

– Примите мои соболезнования.

В ответ промолчали. Все ясно.

Слоновски медленно вернулся к «Бурану», на ходу вызвал коммуникатор Кауфмана, поморщился, увидев, что вызов переадресован на Щеглова, но тем не менее доложил:

– Старика грохнули. Я не смогу выйти на человека Моратти.

– Ничего страшного, Грег, прорвемся, – спокойно произнес Мишенька. – Бывало и хуже. – Помолчал. – Возвращайся в «Пирамидом».

– Зачем? – Слоновски не нравилось, когда Щеглов отдавал ему приказы. Умом понимал, что Мишенька не трогает его без санкции Мертвого, но поделать с собой ничего не мог – не нравилось, и все. Слоновски, как хорошая собака, был предан одному хозяину.