Океан наших желаний - Лина Мур

– Лекси, пожалуйста, не изводи себя… ты сделаешь хуже себе, ты и так…

– Хуже? – Смеясь, размахиваю руками, показывая на чёртов хаос, который меня окружает.

– Куда хуже? Я впустила в свою жизнь парня, который меня обманывал всё это время. Я доверила ему всё, что было у меня, а он воткнул нож мне в грудь, и теперь просто предлагает успокоиться и забыть всё. Я, как больная, искала чёртовых отцов Мими, а их не было! Ты знал и ничего мне не сказал, продолжая наблюдать за тем, в каком ужасном положении я оказалась. Из-за тебя меня уволили. Ты чуть не разрушил мою карьеру. Ты заставил меня стать проще и принять тот факт, что с тобой я буду всегда кочевать по миру и никогда не найду свой рай, потому что ты был бы на первом месте. Мамочка, это так ужасно. А я… пастор, господи, какой ужас. Даже после этого ты не признался в том, что Морган вернётся, и не нужно мне никого искать, волноваться и тратить нервы. Ты просто, чёрт бы тебя побрал, наблюдал за моими мучениями и наслаждался ими! – Кричу, ударяя его по груди кулаками, и плачу навзрыд от понимания всего, что со мной произошло. Да, это моя вина, но ведь нормальные люди говорят о том, что я ошиблась, и он тоже должен был так поступить. А он искромсал меня, довёл до безумия, в котором остаётся лишь одна боль.

– Лекси, не надо… пожалуйста, не надо. Прости меня, но такого у меня в жизни не было. Я был тебе нужен, и это снесло мою крышу. Я полюбил тебя. Неважно, что было до этого, главное то, что у нас будет с тобой в будущем. Лекси, ну не убивай меня… – Дэш хватает меня за талию, пытаясь удержать на ногах, а я не могу… сейчас я словно теряю самого близкого мне человека. Он умирает… медленно, мучительно, и я не могу смириться с этим.

– Лекси, посиди, я тебе воду принесу, – Дэш опускает меня на диван, а я смотрю сквозь мутные пятна в глазах на погремушку на диване, на полотенчико, которое принадлежало Мими. И снова мне так больно. Эта боль не прекращается, она поселилась внутри меня и не может отпустить.

– Лекси, пей. У тебя истерика, пей, – Дэш пытается влить в меня воду, но я отмахиваюсь, бокал падает, а вода разливается на полу.

– За что ты так жесток ко мне? Неужели, я, правда, так сильно оскорбила тебя, что должна была испытать все унижения этого мира, чтобы ты был доволен? – Плача, спрашиваю у него.

– Нет, Лекси, нет… я… чёрт, я не знаю, как оправдаться. Только не плачь, пожалуйста, не делай этого, потому что и мне больно. Мне стыдно, Лекси. Но мы ведь справимся, в будущем будем вспоминать это как шутку, и всё пройдёт. Или просто познакомимся снова, чтобы начать всё сначала, – уговаривая, Дэш старается обнять меня, но я ускользаю и хватаю стакан. С силой бросаю его в стену, отчего он разбивается вдребезги, и Дэш отскакивает от осколков.

– Слышал? – Горько и сипло спрашиваю его. – Слышал, как он разбился? Так вот ты так же разбил сегодня моё сердце. Именно вот так, швырнув его об стенку, без каких-либо сожалений. Ты сделал это со мной, а я так боялась подобного. Я видела в тебе свою мечту, своё будущее, а всё было ложью и игрой на моих чувствах. Ты играл мной, развлекался, и теперь я понимаю, что Нессер был прав. Ты тот ещё подонок, у которого нет ценностей, кроме собственного я. Ты…

– Лекси, не говори этого. Я не хочу разбивать твоё сердце, потому что ты нужна мне сейчас. Неважно, как я это понял, но я понял, ты важна для меня. Ты моя ценность, и мы всё поправим, всё исправим и со всем разберёмся, но вместе. Ты и я, как мы и хотели, – Дэш выставляет руки, чтобы успокоить меня, но я только качаю головой, хлюпая носом.

– Исправим говоришь? А попробуй собрать все осколки в идеальный бокал. У тебя ничего не выйдет, так и с моим сердцем. Оно валяется под твоими ногами. Ты выдрал из моей груди его, вместе со всеми хорошими воспоминаниями, оставив лишь болезненно пульсирующие нервные окончания и дыру, огромную дыру, с которой я вряд ли смогу быть прежней. Ничего ты не поправишь, ты меня растоптал своей ложью. Ты запутался в себе и запутал меня. Я никогда тебя не прощу, Дэш. Никогда не будет тебе амнистии, потому что у меня больше нет сердца, ты его уничтожил. Убирайся вон из этого дома. Убирайся из моей жизни и не смей возвращаться. Больше я тебя ждать не собираюсь. Ты добился своего, ты унизил меня и поставил на место. Только вот, к сожалению, ты упал в моих глазах, и я уверена, что у меня всё получится, но потом, когда ты уйдёшь. Я справлюсь, потому что теперь прекрасно знаю, что такое предательство и доверие, и никогда никто от меня его не увидит. Прощай, Дэш Уокер, продолжай развлекаться дальше, но без меня. Я предпочитаю сойти с маршрута именно здесь и помахать тебе рукой, – прохожу в свою спальню и захлопываю дверь, запирая её на замок, как и свою душу, как и осколки, оставшиеся в груди и режущие меня на куски. Никогда в жизни мне не было так больно.

Для кого-то мы не закрываем никогда дверь, оставляя маленькую щёлочку, чтобы они вернулись. Для кого-то захлопываем её навсегда. Наверное, нам в жизни даётся на определённых людей определённое количество слёз, определённое количество боли и предательства, определённое количество шансов простить и принять их обратно. Только вот никто не знает, какое оно это определённое количество времени, сколько это минут, дней или лет. Люди странные создания, особенно женщины, особенно я, раз для меня важнее не то, какая доля лжи сжигала моё сердце, а та сумма боли от открывшейся правды. Я убеждаюсь, что лучше во всём признаваться с первых минут, иначе будет катастрофа. Цунами – стихия из эмоций, разрушившихся желаний, печали, мучений и горя. Мы все боимся его, но оно не предупреждает о своём появлении, а накрывает нас именно через ту щёлочку, которую мы оставили для кого-то. В этом и состоит наша вина – нужно или полностью открывать дверь, чтобы успеть подготовиться к последствиям, или запереть её, но не останавливаться на чём-то между. Это всё обман. Иллюзия наших желаний.

Прошло два дня с того момента, как я призвала цунами, и оно, прокрутив меня несколько раз в своём жестоком барабане, выбросило на берег, тихую, скорбящую и молчаливую. Я больше не вижу красок этого мира. Я больше не слышу звук прибоя. Я больше не различаю никакой красоты.

– Лекс! – Поднимаю голову на зов Фрэнка в аэропорту. Они с Максом бегут ко мне со свёртком в руках и, обнимая, начинают рассказывать обо всём, что с ними случилось. Показывают темнокожего ребёнка, который не вызывает во мне никаких эмоций. Суют мне его под нос, а я отворачиваюсь, напоминая им о счётчике на парковке.

Я не запоминаю больше ничего. Даже имён. Даже того, что со мной происходит. Я не слушаю ни брата, ни Фрэнка, укладывающих в новое автокресло своего ребёнка. Я не радуюсь вместе с ними, но улыбаюсь фальшиво и неискренне. Я люблю их, но пока жить дальше мне больно. Очень больно, но когда-нибудь я смогу вместе с ними шутить и веселиться. Когда-нибудь… после.

– О, господи, туда ли мы приехали? Лекс, ты что, наняла клининговую службу, и они драили всё здесь с утра до ночи? – Осматривая идеальный порядок, Макс улыбается мне.

– Нет. Я сама всё прибрала, – сухо отвечаю им, направляясь в их спальню с чемоданом, и укладываю его на пол. Я смыла со стен его запах. Я смыла с пола его шаги. Я смыла с мебели его прикосновения. Только вот с себя его губы и руки не смогла смыть. Пыталась.