Светские преступления - Джейн Стэнтон Хичкок

Само собой, муж не замедлил поставить меня в известность насчет «зловещего пророчества», и я дала себе страшную клятву никогда, ни при каких обстоятельствах даже не заикаться об изменении контракта. Для меня стало делом чести доказать, что Натаниель П. Натаниель, эсквайр, жестоко во мне ошибся. Были минуты, когда я молилась о полном разорении Люциуса, чтобы доказать «им всем», что любила, люблю и буду любить своего мужа исключительно за его личные качества.

Однако надо отдать Нейту должное — его подозрения были вполне понятны и оправданны. В его глазах я была нищей провинциалочкой, ничтожеством, которое не постеснялось залезть в постель к баснословно богатому и, что самое ужасное, женатому мужчине. Тот факт, что я была много моложе Люциуса, только придавал красок этому нелицеприятному портрету. К тому же Рут Слейтер была Нейту все равно что мать. Неудивительно, что он мне не доверял.

Люциус, напротив, никогда не сомневался в моей любви. Он не раз повторял, что, несмотря на контракт, тревожиться не о чем — в завещании он поровну разделил имущество между мной и сыном, а оно имеет больший вес, чем брачный договор. Как большинство богатых людей, мой муж боялся не безвременной кончины, а развода, угроза которого вечно висит над ними как дамоклов меч. Я была тронута такой предусмотрительностью, но, повторяю, в то время финансовый вопрос занимал меня меньше всего.

С годами мы с Нейтом заключили перемирие. Раз уж ни один не желал оставить поле битвы за другим, приходилось мирно сосуществовать, хотя бы ради человека, близкого нам обоим…

— Какие у тебя планы на сегодня, дорогой?

— Играю в гольф с Гилом.

— Кстати, я пригласила к нам на ленч их гостью. Ты с ней уже знаком? Она очень привлекательная.

— А, француженка… Ох уж эти мне лягушатники! Не могу гарантировать, что успею к столу, разве что к десерту. Но я постараюсь.

Люциус любил, когда, чтобы его позабавить, я водила на крючке очередную золотую рыбку. «Для кого рыбак рыбачит?» — говорил он не раз, цитируя известное присловье. — «В данном случае все ясно: разумеется, для меня!»

День выдался чудесный. Солнечные лучи блуждали в листве, бросая на лужайки изменчивую кружевную тень. Я вдоволь наплавалась, чтобы смыть всякие следы похмелья, а в половине первого явилась Моника.

Накануне, при вечернем освещении, я не дала ей и тридцати. В ярком свете дня она выглядела старше, лет на тридцать пять, даже в таком молодежном наряде, как шорты и майка, но это не портило впечатления. При виде Моники я невольно вспоминала себя в молодые годы — более загорелую, чем теперь, и ничуть не похожую на переспелый персик. У нас было одинаковое телосложение: широкие плечи, небольшая грудь, тонкая талия и длинные стройные ноги — только у нее все это еще не утратило юношеской упругости, а у меня, увы, понемногу сдавало позиции вопреки шейпингу, массажу и десяти стаканам воды в день.

Я осведомилась, не желает ли графиня для начала освежиться в бассейне. Она ответила, что предпочитает начать тур немедленно — разумеется, если это удобно. Поскольку обожаю показывать гостям то, чем обладаю, я с радостью согласилась.

Казалось, для Моники это не прогулка, а исследовательская партия. Она вдавалась в мельчайшие подробности, хотела знать все о реконструкции дома и обновлении парка: кто этим занимался, как мне пришло в голову то и другое. Выяснилось, что у нас общий конек — разведение цветов. Потом Моника пустилась в расспросы о домашнем хозяйстве, включая постельное белье, фарфор, хрусталь, столовое серебро. Ее интересовало, какие свечи я предпочитаю, какие цветы заказываю для украшения стола, как, по моему мнению, должен выглядеть поднос для завтрака и каким образом я управляюсь со столь многочисленной прислугой.

Мы шествовали по коридорам, заглядывая в самые укромные уголки. Гостья слушала объяснения с жадным вниманием, ловила каждое слово и казалась завороженной звуками моего голоса. В иных случаях такая манера показалась бы мне приторной, но у Моники я находила ее скорее лестной. Ее комплименты звучали искренне и непосредственно.

— Расскажите, как вы познакомились с Уотерменами, — попросила я, когда мы шли через парк.

— У моего мужа в Париже была небольшая галерея, — ответила она. — Они с Гилом дружили.

Как и накануне, упоминание о муже омрачило ее черты давней печалью. Невольно думалось, что его смерть явилась тяжелым ударом, от которого она так и не оправилась, хотя изо всех сил старалась это скрыть.

— Бетти была настолько любезна, что пригласила меня погостить, — продолжала Моника. — Здесь чудесно! Столько зелени, и море совсем близко. Очень похоже на юг Франции.

Мы пересекли изумрудно-зеленую лужайку и оказались в лабиринте террас, шпалер и клумб, за которыми начиналась роща. Посреди ее, за широким, сплошь оплетенным лозой арочным входом, стоял коттедж, весьма живописный благодаря цветущей жимолости и глициниям. Это была копия знаменитого деревенского домика Марии Антуанетты.

— Наш домик для гостей, — объявила я.

Моника с детской непосредственностью захлопала в ладоши.

— Что за чудо!

Я отперла коттедж и пригласила ее войти. Внутри было немного душно, пришлось раздвинуть гардины и отворить окна.

— Прежде летом здесь все время кто-нибудь жил. В этом году иное дело, из-за болезни Люциуса.

Моника прошлась по домику, останавливаясь перед гобеленами с охотничьей сценкой, резными экранами и плетеными предметами меблировки, и отметила общий колорит как «подчеркнуто причудливый». Ее внимание привлекли два фарфоровых ведерка, обрамлявшие камин, и она спросила, не скопированы ли они с тех, что Мария Антуанетта заказала для своей игрушечной маслобойни. Так оно и было.

Только насмотревшись вволю, Моника позволила мне увести ее назад к дому.

— Я знала, что не буду разочарована, — сказала она, когда мы шли обратно. — Правы те, кто утверждает, что у вас тонкий вкус. Позвольте и мне присоединиться к их мнению.

— Хотелось бы, чтобы это было так! Не забывайте, что мне помогало много мастеров, например, дизайнер по ландшафту Пирсон Поттс. Как говорила моя дорогая подруга Клара Уилман, не так важны знания, как умение правильно делать выбор. Должна признать, однако, что горжусь всем, что вы видели, в особенности домиком для гостей. Я обставила его сама. В этом году Музей Хэгли внес его в свой летний тур «По самым живописным местам». Очень мило с их стороны.

— Бетти говорит, что и ваша городская квартира столь же изумительна.

— Она мне льстит, как и следует хорошей подруге. В городе Люциус предпочитает величественный стиль — ну, вы понимаете, обилие позолоты, гардины ручной работы из монастыря в Бове, чтобы на каждую ушло не менее двух лет кропотливого труда. Не то чтобы я очень возражала, но этот дом мне больше по душе.

— Он ведь был болен, ваш супруг, не так ли?

— Инфаркт. Официально об этом не сообщалось, но, разумеется, все знают.