Токсичный роман - Хезер Димитриос

Ты улыбаешься:

– Так это потому что я сам шикарный.

Начинается первый раунд певцов, большинство из них – разные степени ужасного. Ты даже кривишься один раз и сползаешь по стулу, словно звук причиняет тебе физическую боль. Мне нравится, что ты продолжаешь придерживаться такой позиции: ты не ботан, просто знаток.

Ты поворачиваешься ко мне, твой взгляд цепляется за мой.

– Спасибо, – говоришь ты тихо. – Твое письмо, оно типа… спасло меня.

Я краснею, удовольствие расцветает в груди. Сейчас я еще не знаю, но вскоре внутри меня будет сад. И там вырастут колючки.

– О, – говорю я. Почему внезапно в голову приходят только фразы с уроков французского? Je suis un ananas. Я – ананас? – То есть круто. Надеюсь, это помогло. Эм.

Я кусаю губу, смотрю на талоны прослушивания, которые сжимаю в руках. Не могу сказать ничего путного. Если бы только Тони Кушнер или другой прекрасный сценарист мог бы жить в моем горле и просто сказать за меня правильные слова в нужный момент.

– Да, – говоришь ты, – помогло.

Что-то внутри меня говорит, что этот момент важен.

Мисс Би называет твое имя, прежде чем мы успеваем еще что-то сказать, и ты передаешь мне свой талон (твой почерк, как я и думала, удивительно аккуратный) и направляешься к передней части комнаты. Ты отдаешь свои ноты пианисту, потом смотришь на нас с, как бы сказал мой дедушка, притворной улыбкой.

И вот внезапно ты – Билли Флинн, идеальный выбор для роли хитрого адвоката. Любой мечтающий об этой роли наверняка сдался, как только услышал, что ты все равно участвуешь в отборочных. В любом случае эта роль твоя.

Это король драмы Гэвин: душа вечеринки, парень, который ничто и никого не воспринимает всерьез. Особенно самого себя. Гэвин из музыкальной группы больше похож на настоящего Гэвина, которого я скоро узнаю: задумчивого, смены настроения, как тектонические плиты. Уязвимого.

Несмотря на улыбку на твоем лице и магнетизм, который аж трещит, когда ты на сцене, я замечаю настороженность в комнате. Все наклоняются вперед на своих стульях. Я почти что вижу неоновые знаки, мерцающие над твоей головой: САМОУБИЙСТВО САМОУБИЙСТВО САМОУБИЙСТВО.

Ты поешь «Славу одной песни» из «Аренды», и мне интересно, та ли эта песня, которую ты изначально собирался петь, или это способ сказать нам: «Сейчас я в порядке». Безусловно, это не тот тип джазовых песен, с которыми все выступают, и не фирменный ангст-рок твоей группы. Это… красиво. Нежно и открыто, пронизано суровой элегантностью. Мне так сильно хочется с тобой целоваться прямо сейчас.

Я та юная девушка.

Я просто еще этого не знаю.

Все мои друзья-парни сексуально озабочены. Их любимое занятие – придумывать, какое бы порно-имя было у каждой из нас, девушек. Думаю, многие люди в порнографии используют свои вторые имена в качестве первых, а улицу, на которой живут, в качестве фамилии. Таким образом я бы стала Мари Лай.

Неудачно (или идеально), знаю.

Вы с Кайлом, Питером и Райаном думаете, что то, что я живу на авеню Лай, – это самая забавная вещь в мире. Это практически идеальное имя для порнозвезды. Ты начинаешь смеяться, и, видя тебя таким, я чувствую себя счастливой, так что мне все равно, что вы четверо придумываете мне побочную карьеру во взрослых фильмах. Думаю, если с режиссурой не получится, у меня будет чем заняться.

Гэвин Дэвис.

Я не могу выбросить тебя из головы. Воздух вокруг тебя изменился, стал тяжелее после того, что случилось. Ты выглядишь старше, словно действительно через что-то прошел. Ты даже не пытаешься прятать свои шрамы. Ты их носишь почти как знак отличия. Боевые шрамы. Мне это нравится. Почему-то ты кажешься мудрым. Словно ты нашел ответ на вопрос, который давно уже задавал. Я хочу знать ответ.

Слова, которые я написала тебе две недели назад, обжигают мне пальцы. Я подношу их к губам и внезапно думаю: «Интересно, каково это – поцеловать его». Саммер перешла от страха и грусти к серьезной злости на тебя – она больше не проводит с нами время. Лис, планирующая однажды стать психологом, как ее родители, говорит, что Саммер проходит разные стадии горя.

Саммер говорит, что ты ее контролировал, что тебе не нравилось, что у нее есть друзья-парни. Вообще, конечно, это не очень здорово, но надо признать, что она флиртовала с другими. Даже я это заметила. «Он хотел быть со мной все время, – говорит она. – Он хотел быть самым важным». Прости, но я не вижу, что в этом такого плохого. Будь ты моим парнем, не представляю, чтобы я не захотела проводить с тобой каждую секунду каждого дня. Если это безумие, значит, я такая. Носи меня везде с собой.

Звенит звонок с последнего урока, вырывая меня из мыслей, возвращая в настоящий момент, который не очень-то счастливый. Хорошо бы как-то пройти этот ход в игре и собрать причитающийся бонус, но колледж, кажется, еще так нескоро. Так что звенит звонок, и мое сердце сжимается. Ненавижу эту часть дня, когда нужно идти домой.

Раздается коллективный радостный вздох, когда мистер Денсон говорит:

– Делайте свою домашнюю работу или окажетесь без дома. Произнесите вместе со мной: тригонометрия – это хорошо.

Мы все стонем:

– Тригонометрия – это хорошо.

Я понимаю, что не слышала ни слова из того, что мистер Денсон говорил последний час. Такое происходит со мной постоянно. Я погружаюсь в свои мысли и мечтаю целые уроки напролет.

«Спустись с небес», – говорит мама.

Мой дом всего в несколько кварталах от школы, так что я добираюсь домой достаточно быстро. Плюс: не надо долго идти. Минус: я попадаю домой быстрее, чем хотелось бы, а не хотелось бы попадать туда вообще. Знаете это раздражающее чувство по воскресеньям – воскресную хандру? Вот так по ощущениям и возвращаться домой. Вот так я чувствую себя каждую секунду, находясь в доме моей семьи.

Я не совсем уверена, зачем мама меня родила. То есть я не была ребенком-ошибкой, типа «О черт, я залетела». Моя мама хотела меня. Вот почему так странно, что теперь, кажется, я ей не нужна. Я чувствую, словно каким-то образом вторглась к ней, словно у нее и Великана стоят огромный знак «Проход запрещен» и электрический забор вокруг них и Сэма. И я все время врезаюсь в этот чертов забор.

Они не хотят меня здесь видеть. Во время самых худших разборок, когда я угрожаю уйти жить к своему отцу-наркоману, моя мама говорит: «Отлично, посмотрим, как тебе там понравится». И я не знаю, что она имеет в виду. Типа «Отлично, мне все равно»? Или она думает, что жизнь с ней намного лучше? И если она это хочет сказать, то разве это типа не так уж сильно впечатляет, что жить с ней лучше, чем с наркоманом? Планка установлена достаточно низко, хочу сказать.