Сердце умирает медленно - Елена Сокол

И я видела по его глазам: парень говорил правду.

Все, как и водится: после напутственной речи кардиологов мной занялся анестезиолог. Улыбчивый мужчина средних лет. Через маску я не могла видеть губ, но его светло-зеленые глаза улыбались — это точно. К тому же, тон голоса врача был таким благожелательным и мягким, что это помогло мне немного расслабиться. Ну, насколько это было возможно для лежащего на операционном столе человека, ощущающего себя на пороге грядущей неизвестности, насквозь пропитанной риском и раствором йода, которым меня готовились тщательно вымазать.

Сначала мне задали пару вопросов о том, что я ела и пила сегодня, затем закрепили на лице кислородную маску. Перед глазами мелькнул шприц, содержимое которого осторожно запустили по моим венам. Тишина становилась оглушающей. Ничего необычного, но уже через секунду мной снова начало овладевать то странное ощущение, которое бывает как раз перед тем, как ты провалишься в пустоту наркоза.

— А теперь сосчитай от десяти до нуля, Эмили. — Раздался голос над головой.

Они все просили об этом, на каждой операции. И еще ни разу я не помню, что бывало после семи.

— Десять. — Лица врачей в масках перестали быть такими четкими. — Девять. — Все труднее стало сосредотачиваться. — Восемь. — Казалось, что меня обволакивает густая, мягкая вата. — Семь…

* * *

— Как себя чувствуете, мисс Уилсон?

— Где этот грузовик? — Первое, что я произнесла, когда смогла говорить.

Мой голос казался непривычно сиплым.

— Какой грузовик? — Доктор Кларк склонилась над моей постелью.

— Который переехал меня…

— Вот вы о чем! — Она широко улыбнулась. — Скоро боль утихнет, не переживайте.

Не знаю. Чувствовала я себя ужасно. Примерно так, будто меня основательно попинали. И не раз. Потом переехали машиной, а вдобавок сплясали кейли [1] прямо у меня на груди. Но, по крайней мере, я была жива. Что подтверждало довольное лицо врача, внимательно наблюдавшего за всеми моими реакциями. А это уже хорошо.

— Как все прошло? — Решила спросить я прежде, чем она закидает меня дежурными вопросами.

На самом деле, мне хотелось знать, действительно ли теперь во мне жила частичка другого человека. А еще было интересно, правда ли, мое прежнее, слабенькое, еще живое сердце, которое продолжало отчаянно биться, гоняя кровь, просто вырезали и выбросили.

— Штатно. — Пожала плечами доктор Кларк.

А затем, используя столь любимые ею медицинские термины, принялась сухо излагать факты. Пока она это делала, я все время пыталась прислушаться к тому, что творилось у меня в груди. Кажется, новое сердце билось ровнее, чем прежнее. Но я его все еще чувствовала — ему словно было тесно на месте прежнего, и оно робко толкалось, пытаясь привыкнуть.

Пошевелила пальцами, затем всей рукой — очень осторожно. Приятно было ощущать себя живой. И пусть мешали все эти проводки, трубки, повязки со специальным пластырем, я знала, что там, внутри меня, под уродливым длинным шрамом, разрезающим грудь напополам, жила теперь надежда.

Главное, прожить пару дней. Если не начнется отторжение, поставлю себе новую цель — восемь недель. Второй критический срок. Если и его выдержу, значит, можно будет побороться еще.

[1] Кейли (cil) — парные и групповые ирландские национальные танцы

* * *

Лекарства.

Их у меня теперь еще больше, чем до операции. И пить их нужно строго по графику, до конца жизни. Почти по пригоршне за раз. Пропускать нельзя — иначе моя иммунная система убьет мое новое сердце. Хотя за нее это могут сделать и обычные инфекции, если уж быть до конца откровенными. (И даже побочные действия этих медикаментов могут меня прикончить. Но нужно надеяться, что этого не случится).

Итак, лекарства.

Дорогостоящие, жизненно необходимые, в большом количестве. Мама называет их сундуком с сокровищами — так их много. Я называю их просто едой. Потому что аппетита у меня нет, а специальных препаратов приходится глотать столько, что, кажется, ими я и наедаюсь.

За прошедшие с момента операции две недели у меня появилась привычка ставить будильник на семь утра, и принимать лекарства, исключающие отторжение сердца и снижающие риск возникновения инфекционных заболеваний, сразу, как только поднимусь с кровати.

Впервые я встала на ноги уже на пятый день в реанимации. Правда, никто не должен знать об этом. Из врачей. Они строго следят за моим самочувствием, и о будущих физических нагрузках, которые помогут мне вернуться к нормальному ритму жизни, пока говорят только на словах. Даже организовали несколько встреч со специалистом-психологом, который помогает таким, как я, адаптироваться в обществе. Очень сомневаюсь, что кто-то способен помочь мне вернуться к «нормальному ритму жизни», если я такового никогда и не знала. Ну, да и ладно.

Вряд ли мои сомнения значат, что я по-настоящему сопротивляюсь тому, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам, но мне все еще не по себе. Это точно.

Сегодня мне, наконец-то, разрешили увидеться с Райаном.

Мама недовольно фыркала, пытаясь отговорить меня от встречи с этим «ненадежным и глупым мальчишкой», но папа, рискуя нарваться на очередной скандал, уступил моим просьбам. Тогда мать надулась и отвернулась к окну. Ей было обидно.

Из-за того, что по моей просьбе парень чуть не убил меня на выпускном, она рассорилась с миссис Джонс. Прямо здесь, в больнице. Мама не говорила мне, я сама узнала об этом — из видео-послания Райана, которыми он заваливал меня каждый день.

— Он тебе не подходит, Эмили. — Бросила в отчаянии матушка, когда отец вышел из палаты.

Я как раз села удобнее на постели и достала из кармана маленькое зеркальце. Мне было жутко интересно, как отреагирует Райан, увидев, настоящий румянец на моих щеках. Мне и самой впервые было странно наблюдать, как привычно-синие губы розовели, становясь похожими на крупную, спелую малину.

— Мало того, что этот тип не заботился о том, что ты можешь умереть, так он и сейчас стремится подорвать твое здоровье!

— Чем? — Усмехнулась я, разглядывая пряди сухих волос мышиного оттенка в отражении зеркала.

«Убрать за уши? Стянуть резинкой? Распустить?»

— Дорогая, тебе нужен покой. Нужно окрепнуть. Все нужно делать постепенно! Я даже боюсь представить, куда он тебя потащит, едва ты крепко встанешь на ноги. Наверняка, туда, где все кишит инфекциями. Туда, где он сам постоянно тусуется: по пабам и прочим забегаловкам!

У меня даже руки опустились. Не могла поверить, что она такого мнения о парне, которого давно знала, с чьей семьей постоянно общалась.

— Мама, он не такой… — Выдохнула я.

— А Дороти Джонс теперь сплетничает на каждом углу, что ее сын не желает ехать в университет, где его давно ждут, из какой-то цитирую: «немощной калеки»! — В глазах мамы застыли слезы. — Это про тебя, доченька, про тебя. Как тебе, а? Тоже не ожидала такого от нашей почтенной миссис?