Босиком в голове - Брайан У. Олдисс

— Это уж кому как угодно. Дочка будет рада встретиться с тобой. Ты немного передохнешь, мы же покажем тебе, как британцы принимают гостей. Идет?

Он растерялся. Близился час, когда ворота ферм закроются перед ним; забытый всеми он проведет остаток жизни на дороге и испустит дух, вперившись бессмысленным взглядом во тьму сада. Он одобрительно кивнул, пригласил своего нежданного провожатого занять соседнее сиденье и взялся за ключ зажигания. Легкое движение кисти, и смазанное, насквозь промасленное тело оживет…

В этом районе жили представители среднего сословия — в таких районах он уже бывал. К каждой вилле, к каждому домику вела своя особенная дорожка — однако, не успев отойти, она тут же возвращалась в русло породившей ее главной дороги — бунт, не успев толком начаться, мягко сходил на нет. Каждый перекресток был оснащен аккуратным указателем, на котором были означены названия отходивших от него улиц. Все названия имели отношение к лесу, деревьям и всему, так или иначе с ним связанному: Шервудский Лес, Тенистая Долина, Аллея Травоядных, Жасминовая Тропа, Площадь семяносца, Жимолостный Проезд, Проспект Коровяка, Гераниевый Вертоград, Клематис-Авеню, Креозотовый Тупик, Калиновый Переулок. Все дома без исключения имели небольшие ухоженные дворики, засаженные деревьями; лужайки перед домами были украшены непременными каменными гномами и живописными каменными горками. Чем меньше был дом, тем громче он звался. Названия и на сей раз имели определенное отношение к живой природе, хотя попадались и исключения: Лесные Исполины, Перекати-Поле, Сень Пана, Кругозор, Обитель Нептуна, Дебри, Старые Ставни, Жасминовый Коттедж, Родная Пустынь, Сирая Обитель, Гордовина, Старый Добрый Олеандр и, наконец, Флорабунда.

Терпению Чартериса пришел конец.

— Что все это значит?!

— Ответить на твой вопрос я могу, вот только не знаю, поймешь ли ты меня. Безобидное всегда стремится к тому, чтобы выглядеть хоть чуточку грозным.

— У нас такого никогда не было.

— Можешь особенно не беспокоиться. Все, что ты видишь, — отголосок безвозвратно ушедшего прошлого. Война унесла с собою все. То немногое, что отличало эту мини-цивилизацию от прочих, не стало исключением, пусть люди наши этого еще не понимают. Лично я участвую в этом маскараде только из-за дочери.

Он задышал как-то иначе. Чартерно удивленно покосился на него — похоже, сосед воспроизводил дыхание своей дочери. Она не замедлила явиться. Одна из тех трех девиц в мини-юбках — обладательница самых красивых ног. На вид ей было лет восемнадцать, не больше. Образ этот, однако, тут же померк и бесследно исчез — таможенник обратился самим собой, и дышал он теперь так, как ему и подобало.

— С грезами давно пора покончить! Кто знает, быть может, я приехал в эту страну именно для того, чтобы бороться с ними. Мы с вами почти не знакомы и, вероятно, должны соблюдать в разговоре известную дистанцию — все эти формальности и все такое прочее, — но я не могу не сказать вам о том, что по моему глубокому убеждению подлинной нашей реальностью является некая таинственная сила, дремлющая до времени в глубинах нашего естества.

— Кундалини? Здесь налево — мы поедем по Аллее Петуний.

— Что?

— Я сказал — налево.

— Я не о том. Это что — ругательство?

— Тебя смутило слово «кундалини»? Э-э, я смотрю, ты читал Гурджиева не очень-то внимательно! В так называемой оккультной литературе часто упоминается «кундалини» или, как ее еще называют, «змей кундалини». Это и есть та дремлющая в нас сила, о которой ты говоришь.

— Кундалини так кундалини! Это дела не меняет. Я хочу пробудить эту силу — понимаете?.. Какого черта делают под дождем все эти люди?

Представители английского среднего сословья, жившие на Аллее Петуний, стояли на лужайках своих садовых участков — кто-то читал огромную газету, кто-то поправлял галстук, большая же часть ограничивалась тем, что тупо смотрела на дорогу.

— Еще раз налево — на Бульвар Бронтозавтров. Послушай меня, сынок, не лезь ты в это дело — пусть уж твоя кундалини спит! Желать ее пробуждения могут разве что безумцы! Люди, живущие здесь, могут показаться тебе чем-то совсем уж тривиальным, но ты должен помнить — их в целом благополучная жизнь была наполнена чисто механическими мыслью и действием, что никак не затрагивали этого спящего змея. Маскарад, о котором я только что говорил, следует признать допустимой аберрацией сознания, в то время как змей кундалини, вернее, сам факт его пробуждения…

Он пустился в длинные путаные объяснения. Чартерис уже не слушал его, он во все глаза смотрел на красную «банши», бесшумно проехавшую в северном направлении. За рулем ее сидело еще одно его гурджиевское «Я».

Конечно, у таможенника он мог научиться многому, но ему следовало помнить и о том, что главной его целью было движение на север, — сбейся он с пути, и он тут же оказался бы в положении отработанного «Я». Разумеется, к тому же его могло привести и путешествие на север, но сам он считал подобный исход маловероятным. Возможно, впервые в жизни он понял всю серьезность и ответственность выбора. Либо ты, либо тебя. Нечто, доселе дремавшее в непроницаемых глубинах его существа, — возможно, это и была кундалини, — внезапно ожило, властно требуя: иди к людям, говори с ними, учи их взращивать то, что столь многозначно и велико.

— Вот мы и дома, — сказал таможенник. — Добро пожаловать в Сливовый Дворец. Заходи, посидим, попьем чайку. Тебе обязательно надо встретиться с моей дочерью. Она примерно твоих лет.

Чартерис в нерешительности остановился перед аккуратной калиткой, прутья которой, по мысли варившего их мастера, должны были изображать лучи заходящего солнца или что-то в этом роде.

— Вы очень гостеприимны, и я надеюсь, что мой вопрос не изменит вашего ко мне отношения… Я в известном смысле тоже пострадал от ПХА-бомб, ну вы знаете — все эти галлюцинации и все такое прочее. Так вот. Мне хотелось бы понять, не коснулось ли вас это.

Таможенник захохотал. Его безобразное лицо стало еще безобразнее.

— Это всех коснулось, сынок! Заруби себе на носу — не верь глазам своим! Поверь — старый мир ушел, его уже нет, — осталась только пустая его оболочка. Со дня на день в воздухе повеет чем-то новым, придет новый мессия, и тогда эта шелуха, эта оболочка сморщится, исчезнет — понимаешь? Юная босоногая орава с визгом набросится на эту немыслимую доселе реальность, разбегаясь по новым буйным лугам и пажитям воображения! Какое счастье — быть молодым в наше время! Заходи, заходи — я чайник поставлю. Только обязательно ноги вытри!

— Вы полагаете, что дело зашло так далеко?

Человек в синем свитере открыл входную дверь и вошел в дом. Чартерис остался снаружи и стал разглядывать соседние участки. Кинетическая архитектура взяла его в кольцо безумнейших беседок и патио, эркеров и арок, флигелей и гаражей, что выглядывали из-за причудливых деревьев, обстриженных кустов и разноцветных решеток. Водонепроницаемый мир. Все смолкло, утонув в недвижности тумана. Где-то здесь пролегала граница зла, оно таилось за этими клетушками анемичной фантазии, за внешним благополучием сварных конструкций.