Совок-10 - Вадим Агарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Данилин у себя? — приблизившись к стеклянной амбразуре ОДЧ, спросил я у дежурного.
Получив утвердительный ответ, я через две ступеньки запрыгал по лестнице на второй этаж. Заскочив в кабинет и достав из сейфа испускающий ядовитые флюиды том уголовного дела, я принялся приводить его в соответствие с нормами закона.
Я уже практически закончил, когда дверь кабинета отворилась. На пороге появилась Лидия Андреевна Зуева. Начальница решительно прошла в кабинет и с каменным лицом встала напротив моего стола.
— Ты где всё это время пропадал? Опять себе новую бабу завёл? Или ты у своей толстожопой кобылы теперь время проводишь? — сурово обратилась ко мне начальница, — Между прочим, у тебя сроки по четырём делам на следующей неделе заканчиваются! И я точно знаю, что никто тебе продления по ним не подпишет! — резко перейдя от личного к делам служебным, в общем-то, по делу продолжила она свои попрёки. Всё так же неодобрительно поглядывая на меня.
— Вы, Лидия Андреевна, совершенно напрасно беспокоитесь! И я со всей ответственностью вам заявляю, что ваша жопа среди прочих, всех мне знакомых, самая выразительная! — невозмутимо ставя последнюю закорючку на сопроводиловке дела в прокуратуру, вежливо огрызнулся я, — А что касается сроков, то сегодня я спихну с баланса вот это дело по «ликёрке» и сразу займусь остальными долгами! Да, кстати, что у нас нового в отделении? — решил я той же ржавой монетой отплатить Зуевой за её беспочвенные наветы, — Говорят, что у вас, товарищ капитан, бурная личная жизнь началась? — отобразив на лице лёгкое осуждение, укоризненно покачал я головой, — Не ожидал, честно говоря, от вас такого подлого коварства! Вот, оказывается, какое оно, женское непостоянство! — почти страдальчески вздохнул я, прицепляя скрепкой копии постановления и первый экземпляр сопроводиловки к корке дела, — О, женщины! Вам имя — вероломство! — не жалея патетики, воскликнул я, изображая грусть и жгущее страдание коварно обманутого воздыхателя, — То всю ночь напролёт они сердце рвут и в любви клянутся, а стоит отлучиться по делам служебным на пару дней, так уже всё внимание своё на сторону обращают! Нехорошо это, товарищ Лида! А ведь вы почти уже член партии! — я снова скорбно покачал головой, показывая, как мне горько. — Вот попомните мои слова, не доведут вас распутство и блуд до хорошего!
Закрыв сейф и сунув дело под мышку, я начал аккуратно подталкивать оторопевшую Лидию Андреевну к выходу. Беспричинно оболганная и обвинённая во всех смертных грехах и в непостоянстве своих душевных привязанностей, капитан Зуева трагически молчала. Она, как загнанная лошадь, трепетала ноздрями и хватала ртом воздух. Но, находясь в замешательстве, не упиралась. Не встречая сопротивления, я выдворил её в коридор.
Провернув ключ в дверном замке, я еще раз неодобрительно вздохнул, с удовольствием и без спешки оглядывая симпатичное лицо, и ядрёную задницу Лиды. Показывая при этом непосредственному руководству своим расстроенным лицом, насколько сильно я удручен его, то есть, руководства, распутством.
А потом, выразив уже все свои чувства и обойдя застывшую фигуру Зуевой, направился к начальнику следственного отделения Октябрьского РОВД.
— Здравствуйте, девушки! — поприветствовал я группу учета и по совместительству первый рубеж обороны майора Данилина, — К шефу пустите? У меня для него подарок! — помахал я перед собой томом уголовного дела.
Поднявшая глаза от стопки учетных карточек Антонина, не проронив ни слова, нехорошо сощурилась в мою сторону. А капитальная женщина с именем Валентина, напротив, встретила меня приветливой улыбкой.
— Серёжа, вы бы поаккуратнее со своими подарками! — мягко предостерегла она меня, — Боюсь, что от ваших подарков у Алексея Константиновича скоро инфаркт может случиться! Подождите, я ему о вас доложу!
Заботливая женщина подняла со стула свои выдающиеся стати и грациозно пронесла их мимо меня в кабинет шефа.
— А ты чего здесь делаешь, Корнеев? — не отрывая от меня подозрительного взгляда, сурово вопросила бдительная Тонечка, — Говорят, тебя вчера кагэбэшники арестовали? Что, неужели отпустили?
— Сбежал я, Антонина! — приглушив голос до минимума, доверился я девушке, — В райотдел вот только на минуту заскочил. Сейчас подпишу долги по делам у шефа и вечерним поездом рвану в сторону Владивостока! А хочешь, поехали со мной! Поженимся с тобой и счастливую жизнь начнём с чистого листа! Или ты меня уже разлюбила?
Я сделал вид, что хочу подойти к вдруг напрягшейся барышне ближе и даже сделал шаг к разделяющему нас деревянному барьеру. Тонечка в тревожном смятении откинулась на спинку стула и замотала головой, показывая тем самым, что не готова строить со мной отношения на дальневосточных окраинах родины.
— Отстань от меня, Корнеев! — всё же сумела изъясниться словами моя несостоявшаяся декабристка, — Никуда я с тобой не поеду! Я всегда знала, что рано или поздно тебя посадят! — сообщила мне прозорливая девушка. — Неужели ты думаешь, что тебя там не найдут⁈ Господи, какой же ты всё-таки дурак, Корнеев! А еще следователь!
Ответить Антонине на её оценочное суждение о себе я не успел. Вышедшая от начальника Валентина Викторовна разрешающе мне кивнула и я шагнул навстречу непреклонной но справедливой воле товарища майора.
На моё вежливое приветствие ответа я от начальника СО не получил. Данилин, так же, как и Антонина, смотрел на меня без доверия и приязни. Я в очередной раз понял, что в этом кабинете мне по-прежнему не рады. Но служба есть служба и мне пришлось пренебречь неприятием руководства по отношению к себе. День какой-то сегодня нехороший, подумалось мне. Сначала Зуева, потом Антонина, а теперь Данилин…
— Вот, Алексей Константинович, ознакомьтесь, пожалуйста! — подшагнув еще ближе, положил я том дела на стол начальника, — Полагаю целесообразным передать материалы расследования в прокуратуру! Теперь это их подследственность! — так и не получив приглашения присесть, я остался стоять немым укором над душой своего руководства.
Не проронив ни единого слова, начальник следственного отделения, то ли брезгливо, то ли с опаской, но взял двумя пальцами дело и опустил его перед собой на стол. После чего перевёл взгляд на меня и не меньше минуты рассматривал мой организм, будто перед ним стоит не советский следователь