Армагед-дом - Марина и Сергей Дяченко

– Добрый день, Лида, разве уроки уже закончились?

Она крепче сжала свою ледышку. Перчатка была мокрой.

Этот мужик у черной машины был депутат Зарудный. Она встречала его пару раз в школе – давно, несколько лет назад. По телевизору он появлялся чаще. Особенно теперь, после «осеннего путча»…

«А залепить бы ледышкой по ветровому стеклу, – сказал развеселый внутренний голос. – Вот было бы лихо! Впрочем, наверное, оно непробиваемое… Но хоть запачкать… Хотя нет. Это ОН может запачкать, а к Славкиному папаше никакая зараза не пристанет, покуда он ходит в главных советниках».

– Видишь ли, Лида, я давно хочу с тобой побеседовать. Можно?

Лидка повернула голову.

Ну конечно! Стеклянные двери лицея буквально облеплены были расплющенными носами. Как будто мухи на мед, как будто звонок на урок не звенел минуту назад.

– О чем?

Слова упали одновременно с ледышкой, которую Лидка выронила себе под ноги.

Депутат Зарудный улыбнулся. Густые с проседью волосы топорщились ежиком – депутат не боялся мороза и не носил шапки. Впрочем, в машине тепло и комфортно.

Не о чем с ним разговаривать. Инцидент давно «испорчен» (дурацкое словечко Рысюка)…

– Лида… Мне не хотелось бы, чтобы ты подумала, будто мой сын воспитан в обезьяннике. А ты, мне кажется, так и подумала. Я прав?

Весна выдалась затяжная. Улицы существовали на правах сточных канав. Все бранили городскую санитарную службу.

На станции скоростного было сыро, шелестели под ногами неубранные фантики, обрывки прозрачных кульков и листовки, теперь уже знакомые, примелькавшиеся листовки с фигуркой пылающего человека в правом нижнем углу. И желтолицый пожилой мужчина смотрел с них все так же остро и проницательно.

В подворотне компания парней чуть старше Лидки гоняла ногами пустую бутылку. Лидка плотнее прижала к себе сумку. В толчее ничего не стоит вытащить кошелек, а то и вовсе вырвать имущество из рук – Лидка сама знала мальчишек – из двести пятой, промышлявших подобным образом. Правда, одного из них поймали и избили в милиции, и теперь он, говорят, не доживет до мрыги…

В центре было чище и спокойнее, но бронированные жалюзи на модных витринах оставались прикрытыми до половины. Вдоль тротуара бродил дворник с метлой, передник его сбоку оттопыривался, и очертания скрытого предмета очень походили на пистолетную рукоятку.

Консьерж-охранник был знакомый. Улыбнулся Лидке, поднял трубку со своего пульта:

– Клавдия Васильевна? К вам пришла Лида Сотова… Да. Хорошо. Поднимайся, – это уже Лидке.

Клавдия Васильевна была Славкиной матерью. Значит, депутата Зарудного нет дома… А Лидка рассчитывала его увидеть. Именно сегодня.

Двери открыл Славка.

– Привет.

– Привет, – отозвалась Лидка, втягивая запах Зарудновской квартиры, неповторимый запах дерева, кожи и еще чего-то, чему не было названия.

– Проходи…

Их со Славкой отношения напоминали теперь трогательную детскую дружбу, как ее описывают в книгах. С тех пор как депутат Зарудный убедил Лидку в том, что она, Лидка, не столько сексуальный объект для Славы, сколько романтическая привязанность. В том, что единственная глупость простительна и нельзя сразу же ставить на человеке крест. В том, что ему, депутату, слишком важно душевное здоровье сына… И еще во множестве спорных вещей убедил ее депутат Зарудный, не сразу и не без труда, но все-таки убедил, потому что Лидка захотела быть убежденной… Депутату Зарудному случалось убеждать кое-кого покруче Лидки Сотовой. Где бы он был сейчас, если бы не умел убеждать.

В Славкиной комнате она выгрузила из сумки две кассеты в потрепанных обложках.

– Вот… Как договаривались.

– Спасибо, – сказал Славка.

В прежние времена он сказал бы «Спасибо, пигалица». Но теперь он не произносил Лидкиного прозвища. Никогда.

Славка включил телевизор, сунул в видик первую из Лидкиных кассет. Экран пошел полосами, потом прояснился. Любительская съемка, первое сентября в лицее, старшая группа перешла в третий класс, средняя – во второй, а вот младшая группа – первоклашки…

Кассете было почти девять лет. Кое-где лента осыпалась, но смотреть все равно было интересно. Детские мордашки – подумать только, Лидка, оказывается, забыла, как выглядят дети. Рысюк такой смешной, что невозможно сдержать улыбку. Вот дети-одноклассники… да и сама она, Лидка, не лучше. Пухлые щеки во все лицо и белый бант на макушке.

– А вот я, – сказал Зарудный, когда камера прошлась по лицам ребятишек из средней группы. Лидка рассеянно кивнула:

– А я уже забыла об этих кассетах… Там еще день рождения есть, Новый год…

Смотреть на детей дольше двух минут оказалось противно. Как будто это не собственное Лидкино прошлое, а совершенно чужие, незнакомые, раздражающе глупые дети. Эти круглые щеки, короткие ноги, большие головы…

– Когда твой отец вернется? – спросила она, поглаживая диванный валик.

– Не знаю, – отозвался Славка после паузы. – Никогда не знаю… А что?

– Ничего, – Лидка вздохнула. – Знаешь, в сегодняшней «Деловой газете» большая статья про… этих. Которые апокалипсис предсказали.

– Опять?! – насупился Славка. – Елки-палки, ты все еще считаешь? И сколько там осталось, семьдесят два дня?

– А ты откуда знаешь? – после паузы спросила Лидка. – Считал?

Славка смутился. Покраснел до ушей и разозлился, как блоха:

– Делать мне нечего, только вот дни считать!

– Но ведь считал, – сказала Лидка тихо.

Славка фыркнул:

– Только отцу не говори. Засмеет.

Галдели противные дети на экране. Славка откинулся на диване и поджал под себя ноги; Лидка смотрела на него, и ей не верилось, что вот этот самый парень сперва безумно ей нравился, потом пугал, потом вызывал отвращение. Почему-то его насмешки не задевают ее, его похвалы ей не интересны… Он скажет: «Ты дура» – она и не почешется. Но вот если сказано будет «Отец сочтет тебя дурой»…

Сейчас Славка пойдет на кухню и принесет кофе с мороженым. У Зарудных потрясающе вкусный кофе. И удобный кожаный диван. И отличный видик.

– Выключи, – махнула она рукой в сторону экрана, где водили хоровод семилетние Лидкины одноклассники. – Давай фильмец какой-нибудь новый… у тебя ведь есть?

– Конечно. – Славка воодушевился.

Интересно, а ведь сына депутат Зарудный тоже, наверное, убедил. Стоит, мол, сделать вид, будто ничего не произошло, и скоро все в это поверят, а еще через некоторое время окажется, что и на самом деле ничего, ничегошеньки не случилось…