Портал - Екатерина Гуреева

– Он ручной, как пес. Посмотрите, ему же плохо. Неужели свободные животные имеют меньше прав лишь потому, что у них сложный и самодостаточный характер? Он живой, чувствует боль все это время, пока я вас уговариваю сделать вашу законную работу. Он, как и я, ищет сочувствия и помощи с вашей стороны.

– Сочувствую. Этого достаточно? – резко выговаривает она. – Всего хорошего, и Бог вам в помощь.

Вы только посмотрите на нее. Грубая, некомпетентная ветеринарша, задрав нос, ринулась в противоположную от меня сторону. Я не хочу доводить ситуацию до скандала, но и отпустить ее вот так тоже не могу.

В семь с половиной шагов я догоняю этого крайне недовольного врача, который торопится быстрее попасть домой, и перегораживаю ему дорогу.

– Представьте, что он собака, только чуть-чуть диковатая.

– Вы в своем уме?! А если он меня цапнет? Мне что, потом всю жизнь уколами лечиться?

– Посмотрите на меня, – я нарочито улыбаюсь. – Со мной все в порядке, я его привез прямо у себя за спиной, и ни разу ни покусанный!

– Почему он в крови?

– С медведем дрался. Что-то не поделили…

– Ага. Или кого-то!

В ее голосе звучал такой сарказм, что я опешил.

– Простите?

Врач по-деловому разворачивается на каблуках, бросая через плечо:

– Заносите своего «пса».

Я возвращаюсь к полуприкрытой двери автомобиля. Волк устало поднимает янтарные глаза. Но стоит только протянуть к нему руки, как он принимается сердито ворчать.

– Не огрызайся, Джек, прошу тебя. Мы же договорились, если ты, конечно, от боли еще способен здраво мыслить. Поверь, мне самому все это безумно не нравится.

– Вы закончили? – устало окликает она.

– Конечно, – отзываюсь я тут же, с трудом заставляя волка выбраться на улицу.

Мы с ним входим не спеша в светлый приемный зал. Молочная плитка на полу сверкает от огней люстры, свисающей сосульками посреди комнаты. Справа от стены стоит кипенно-белый диван, у противоположной стены – стол для обслуживания посетителей. Зал переходит в просторный коридор. Здесь врач включает торшеры с оранжевыми круглыми абажурами, приятно, ненавязчиво рассеивающими свет.

В коридоре я насчитал две пары дверей напротив друг друга, из левого прохода к нам возвращается ветеринар, облаченная в белый халат нараспашку. Над верхним карманом висит бейдж с именем: «Мира Джонс, ветеринар».

– Можете следовать за мной, – доброжелательно говорит она, заходя в правую комнату. – Ну что ж, Джек, сейчас посмотрим на твои боевые раны, если не возражаешь. Прошу вас, положите его на стол.

Подвижный металлический стол не понравился волку с самого начала, он хотел было повернуть назад, но я тут как тут. Небрежно и резко подхватываю на руки извивающегося альбиноса, кладу беднягу на холодную поверхность. Приходится еще какое-то время успокаивать вырывающееся животное, но мне наконец удается погасить нервную дрожь в его сильных членах.

Волк терпеливо ждет, когда врач наберется храбрости для осмотра.

Мира подвозит к нему галогеновый светильник с отражателями. Освещающий блок фиксируется над теменем врача, который внимательно и очень осторожно трогает раны двумя пальцами. Я щурюсь, потираю пальцами глаза, понимая, что пропустил исследование черных корок и собственно области ранения.

– Что там, Мира? Вы разглядели? – спрашиваю ее.

Я не замечаю, как она улыбается. Я стою позади нее.

Мира отвечает:

– Похоже, его неплохо потрепал медведь. А вы разве не знали, что они в конце осени особенно агрессивны? Они подумывают лечь в спячку, и тут вы сами нарываетесь. Волк-то понятно…

– Простите, я вас до конца не понял. При чем здесь я?

– Он вас защищал?

– Не знаю! Джек живет в стае, я понятия не имею, что случилось, когда… – я внезапно умолкаю.

– Когда что? – интересуется Мира.

– Разве это так важно?

– Нет, не важно, просто интересно.

– Я фотограф. А дикая природа – продолжение меня, но ее законы, к несчастью, не всегда соответствуют нашим представлениям о морали. Я сам нарвался на медведя. Не думал, что буду сейчас с вами разговаривать. Я тогда к самому худшему приготовился.

– Значит, по доброте душевной волку помочь решили?

– Не знаю, Мира, возможно, просто из благодарности. Он все-таки жизнью рисковал. Сам мой дом отыскал. Как я после этого мог его бросить?!

– Итак, тише, Джек. Помогите…

Я придержал волка, раздраженного нервным ожиданием чего-то нехорошего.

– Лежи, друг, скоро все закончится.

Мои слова подействовали мощнее любого снотворного. Джек обмяк, затих, высунув при этом длинный розовый язык, конец которого улегся на поверхность блестящего стола.

– Итак, поведение вашего волка «слегка» агрессивное. Дефицит пульса не наблюдается, частое дыхание сопровождается стонами. Лапа поджата. Подозрение на вывих сустава. Смотрите, я сейчас трогаю конечность, тише, тише, мальчик. Сильно выраженная болевая реакция. Он мучается от силы пару дней. Это хорошо, вывих свежий, значит, не будет никаких осложнений. Сейчас я сделаю рентген, и мы определимся с его лечением.

Я успокаивал альбиноса, как мог.

– Как же он заработал себе эту напасть? – спрашиваю я серьезным голосом у симпатичной молодой женщины.

– Проще, чем вы думаете. В его случае это могло быть связано с падением, ударом. В любом случае, он травмировал лапу, мое дело – вылечить, чтобы это больше его не беспокоило.

Выждав с минуту, я говорю:

– Спасибо вам, Мира.

– Пока не за что, тем более что это моя работа, мистер…?

– Майкл Эсм. Извините, что не представился сразу.

– Ничего страшного. Я понимаю вашу озабоченность, но, поверьте, это несмертельно для такого сильного животного, как ваш волк. Все будет хорошо.

– Благодарю.

Мира просит меня поднести к Джеку переносной рентгеновский аппарат. Манипуляции, которые происходят у меня перед носом, удивляют своей скоростью. Я не успел дотащить аппарат до места, как рядом со столом для осмотра возникает дополнительный столик.

Несколько минут терпеливого ожидания вознаграждаются ответом врача. Мира откладывает снимок в сторону и поворачивается на стуле ко мне.

– Вывих свежий, закрытый, неполный.

– Что означает «неполный»?

– Имеется в виду, что суставные ткани разорваны частично, суставная капсула не повреждена, движения болезненны, но вполне возможны. У него подвывих. Держите волка, будем вправлять.

При этих словах волк будто начинает понимать человеческую речь. Он тревожится, словно только сейчас понял, где оказался. Он доверился первому встречному и уже начал об этом горько сожалеть. Он скалится и рычит на нас обоих. Я замечаю, что он следит за нашими руками и ждет подвоха.