Футарк. Первый атт - Анна Орлова

— Смотрите мне в глаза, будьте любезны! — не выдержал он наконец.

— Простите, это невозможно, — улыбнулся я в ответ.

— Это почему же еще?! — возмутился инспектор.

Вместо ответа я вздохнул и вынул искусственный глаз. Знаю, на неподготовленных людей это производит сильное впечатление.

— Сложно смотреть одним в два, — счел я необходимым заметить, видя, что Деверелл онемел.

— Ну что ж… — выдавил он. — Продолжим…

В конце концов инспектору пришлось меня отпустить (видимо, за недостаточностью улик). Сверившись с часами, я выяснил, что визит в полицию отнял у меня порядочно времени, так что к обеду я опоздал. Ларример наверняка будет в ярости!

Молоденький констебль, которому было велено проводить меня на выход, весьма рьяно отнесся к этому поручению. Он зачем-то повел меня к черному ходу (видимо опасаясь, что у главного входа может притаиться засада).

Обстановка в полицейском управлении, надо признать, навевала самые унылые мысли: серые панели на стенах (трудно сказать, какими они были прежде, но теперь вытерлись до такого вот мышиного оттенка), немаркие темно-зеленые ковры и чахлый Neolloydia conoidea у зарешеченного окна, выходящего на соседний дом.

Разумеется, мимо такого издевательства над несчастным растением я пройти не мог!

— Констебль, будьте так любезны, переставьте горшок с этим милым растением в более солнечное место! — попросил я, останавливаясь, чтобы погладить бедный кактус. Клянусь, он почти мурлыкал под моими пальцами!

— Сэр, попрошу не останавливаться! — ломким баском возмутился он неожиданной остановке, чуть ли не подталкивая меня в спину.

— Только при условии, что вы сегодня же переставите цветок! — потребовал я сурово. Как ни жаль, от идеи умыкнуть бедолагу на глазах у блюстителя порядка пришлось отказаться…

— Как скажете, сэр! — Кажется, несчастный готов был пообещать мне все, включая свою бессмертную душу.

Довольно кивнув, я направился к лестнице. Нужно не забыть в следующий раз осведомиться о дальнейшей судьбе бедняжки Neolloydia conoidea. А я не сомневался, что следующий раз таки воспоследует…

Домой я добрался уже затемно. На стук дверного молотка (кстати, надо бы заменить его на современный электрический звонок, но Ларример наверняка воспротивится такому нововведению) долго никто не отзывался.

Наконец Ларример со скорбным видом распахнул дверь.

— Вы вернулись, сэр? — спросил он так, словно мне лучше было бы не возвращаться вовсе.

Хм, почему я чувствую настоятельную потребность извиниться?

— Дела, Ларример! — ответил я как мог более небрежно. — Представляете, на инспектора Таусенда напали прямо на выставке!

— А ведь я говорил вам, сэр! — тут же приосанился дворецкий. — На такие мероприятия нельзя пускать всяких уличных оборванцев! Простите, сэр.

— Полно вам, Ларример, — отмахнулся я. — Тот господин был вполне прилично одет и даже, кажется, надушен.

В памяти всплыл навязчивый запах, исходящий от хулигана. Это был пот, явно свежий, и еще какой-то странно знакомый аромат.

Впрочем, Ларример был не расположен рассуждать о парфюмерии.

— Сэр! — начал он сурово, помогая мне снять пальто. — Вынужден заметить, что обед остыл!

Судя по его тону, это событие по трагичности приравнивалось к гибели Помпеи.

— Ничего, сделайте мне несколько сандвичей и горячего чаю! — попросил я. — На улице сегодня свежо.

— Как прикажете, сэр! — ответствовал Ларример и с тем и отбыл.

Если бы я обладал чуть менее крепкими нервами, мне наверняка кусок бы не лез в горло. Ларример взирал на остывшую курицу, возлежащую на серебряном блюде в центре стола, так, словно она была его убиенной племянницей. Или даже дщерью.

После трапезы я перебрался в оранжерею — в обществе моих милых питомцев мне куда лучше думается. Пожалуй, нужно позаботиться о новом доме для малышки Анны: Astrophytum следует пересаживать каждые пять-шесть лет. Да и роскошный Джеймс, мой любимец Coryphantha, что-то загрустил…

Эта история никак не давала мне покоя. Вертелась в голове какая-то мысль, но я не мог ее уловить, и это ввергало меня в беспокойное расположение духа. А в таком состоянии я склонен к спонтанным поступкам, о которых порой сам потом сожалею.

Вот и сейчас, не выдержав, я быстро собрался и отправился… разумеется, в полицейское управление. На мою удачу, инспектор Таусенд оказался на месте и согласился меня принять.

— Мистер Кин, — сказал он, когда мы обменялись приветствиями, — и что же привело вас сюда вновь? Мой коллега сказал, после беседы с ним вы вылетели прочь пулей!

— Скорее, меня вытолкали взашей, инспектор, — печально сказал я. — А вообще-то я к вам по делу.

— Да ну? — поразился он, внимательно приглядываясь ко мне. Интересно, Деверелл рассказал ему о моем фокусе или нет? Таусенд-то знает лишь о том, что я слеп на левый глаз, а вот о прочем не осведомлен. — И что же стряслось? Вас обокрали? Или, может, машину угнали? Или что-то снова случилось с вашим кузеном?

— Боже упаси! Я, инспектор, явился к вам, чтобы выручить одного несчастного узника…

— Какого еще узника? — вытаращился на меня Таусенд.

— Невинно страдающего, — скорбно сказал я. — Находящегося на грани гибели…

— Мистер Кин, вам голову не напекло, часом? — заботливо поинтересовался инспектор, потом посмотрел в окно: сегодня было пасмурно. — Или, может, жар у вас?

— Ничего подобного, — заверил я, сдерживая улыбку. — Просто когда я был здесь в прошлый раз, то увидел совершенно заморенный экземпляр Neolloydia conoidea…

— Какая еще конно-идея?! — возопил замученный Таусенд. — Вы издеваетесь, что ли?

— В мыслях не было! Простите за профессиональный жаргон… Видите ли, там у вас на одном подоконнике стоит кактус, почти уже погибший. А я, между нами, большой их любитель. Вот зашел спросить, нельзя ли мне его… хм… спасти? Нет, разумеется, если он проходит по инвентарным спискам…

— Вы меня уморите, мистер Кин, — расслабился инспектор.

— Я готов возместить ущерб или, скажем, приобрести для украшения коридора какое-либо тенелюбивое неприхотливое растение…

— Да заберите так! — махнул он рукой. — Я сам не знаю, откуда здесь эта колючка. Может, от предшественников осталась… И надо было такого наболтать, а?! Узник, понимаешь…

— Благодарю, инспектор! — воскликнул я. — А как поживает другой узник?

— Еще кактус? — нахмурился он.

— Да нет же, тот сумасшедший, который вас едва не придушил. Он кто? Беглый каторжник?

— Бросьте, — сказал Таусенд. — Самый обыкновенный бакалейщик. Как в себя пришел, штраф уплатил, так и выпустили.