Приключения Пуха на Земле и в Космосе - Людмила Одинцова

– А он здоровенький? – спросила бабушка.

Я быстренько сообразил, что делать, упал на бок, вывалил язык и закрыл глаза. И подрыгал задней лапой на всякий случай. Бабуля осуждающе покачала головой и ушла.

Дядька толкал меня в бок, дергал за веревку, но я продолжал прикидываться смертельно больным. Я Дядьке отомстил! Ничего он на мне не заработал. Больше возле нас покупатели не останавливались. Дядька скормил мне громадный кусок колбасы, надеясь, что я все-таки встану. Но я упорно ел колбасу лежа и закатывал глаза. Так мы с базара ушли: Дядька не солоно хлебавши и я – объевшись колбасой. После колбасы мне очень хотелось пить. Но в целом я был собой доволен.

Когда меня опять бросили в грязную будку, я похлебал дождевой воды из ржавой мисочки и лег придумывать план побега. Думал-думал и под бульканье в животе уснул. Последняя моя мысль была – что же там, дома, делают Мама, Папа и Девочки?

Если вы прочитаете в какой-нибудь книжке, что собака, или волк, или другой порядочный зверь перегрыз веревку, чтобы сбежать из плена, – не верьте. Ну разве что веревки, которыми их привязывали, были все трухлявые и никуда не годные. Меня привязали на редкость прочной веревкой. Наверное, ею раньше связывали крокодилов.

Так я думал, грызя своими острыми, но маленькими зубами толстый канат, который болтался у меня на шее. Лет через двадцать я его обязательно перегрызу. Но я не был уверен, что моего терпения хватит на двадцать лет. Его хватило минут на десять. Потом я решил, что лучше будет, если я использую силу своего ума, а не зубов.

Ум применить я не успел. Опять пришел Дядька, бросил меня в сумку и понес продавать. В этот раз я решил не изображать больного щенка, а осмотрелся хорошенько. Ого, кого только, оказывается, не продают! Со всех сторон сидели, стояли, лежали собаки и собачки, кошки и кролики в клетках, крысы, морские свинки и хомячки в трехлитровых банках.

Справа от нас продавались котята. Они пищали и все время выползали из корзинки. Слева в проволочной клетке прыгали странные серые мышата, похожие на хорошо откормленных хвостатых Чебурашек. Напротив на картонке сидела громадная черная собака, привязанная к столбу, на котором держался большой полосатый зонт, и мрачно смотрела на меня.

Я ей подмигнул и показал язык. Собака приподняла верхнюю губу и шепотом зарычала. Обычно я стараюсь держаться подальше от таких больших злобных псин. Мало ли что. А сейчас меня просто подмывало. Бывает такое – когда на душе скребут кошки (а для собак это самое ужасное настроение, какое только можно представить), так и хочется кому-нибудь сказать гадость. Я и сказал. Нет смысла переводить то, что я сказал, на человеческий язык. Пусть это останется между нами, собаками. Я сказал:

– Р-р-р-гаф-ав-аф!!!

Собака, конечно, не стерпела. Как рванется ко мне изо всех своих нечеловеческих сил! Ого-го! Вот это силища! Столб покачнулся, и зонт стал валиться прямо на столики с кроликами, кошками, мышами и морскими свинками. Какой поднялся визг, крик, и лай, и мяв!

Наш прилавок грохнулся на землю и раскололся на куски. Клетки, корзины, коробки попадали, и звери бросились наутек. По проходу уже вовсю драпали наперегонки котята из корзинки и ушастые «Чебурашки». Шиншиллы! Они называются шиншиллы, – вспомнил я совершенно некстати.

Ну и рванул! Свечой взмыл в небо. Никто на меня не смотрел, не до того им всем было. И я уверен, никто даже не заметил, что за мной на веревке взлетела полиэтиленовая сумка, к которой я был привязан. Сумка наполнилась воздухом и громко хлопала на ветру.

Ух ты! Я так высоко никогда еще не залетал! Сверху было видно, как по дорожкам между рядами разбегаются звери. Маленькие, как блохи. Полосатые навесы казались крышами игрушечных домиков. И Дядьку своего я узнал, глядя сверху. Оказывается, у него была плешь на голове, тоже красная, как и морда. За ним бежала злая черная собака. Так ему и надо! Пусть догонит!

Люди редко смотрят вверх. Ну, может, посмотрят – не собирается ли дождь. Хотя, чтобы узнать погоду, они чаще смотрят в Интернет, чем на небо. Поэтому я летел над городом и не боялся, что меня заметят. Даже если бы кто-нибудь и глянул, снизу мог бы принять меня за какую-нибудь белую полярную сову и не удивиться.

Для посадки я нашел безлюдное место на пустыре за стройкой. Сумка сработала как хороший парашют. Только вот избавиться от нее никак не удавалось. Я ее грыз и кусал, даже попытался закопать ее в кучу строительного мусора. Я так увлекся, что не заметил, как ко мне кто-то подошел.

– Бедная собачка, что же это ты тут делаешь?

Как тесен мир! Это оказалась Бабушка с базара, которая не купила меня вчера за пятнадцать долларов. Она наклонилась и развязала на моей шее веревку. Есть же добрые люди на свете! Я в знак благодарности лизнул ей морщинистую руку.

– Ну что с тобой делать? Пойдем со мной, хоть покормлю тебя.

И я пошел. Есть хотелось ужасно.

Бабушка привела меня к себе. Жила она в маленьком домике, который прятался в кустах сирени. На пороге нас встретили три кошки. Вот так новость! Я уже приготовился с ними драться и окончательно потерять Бабушкино расположение и обещанный обед. Что поделать, не могу я с кошками по-другому. Инстинкты иногда берут верх над разумом. Кошки посмотрели на меня презрительно, прошипели:

– Гошшшподи, какое нишшштожешшство! – и, задрав хвосты, одна за другой проследовали в кусты. Я не очень хорошо знаю кошачий язык, но эти слова я понял. Нельзя сказать, что я не обиделся, но зато мой обед был спасен.

Бабушка предложила мне холодную овсяную кашу. Я сначала даже фыркнул и отвернулся. Дома я такого не ем. Но когда попробовал, каша показалась вкусной, и я не заметил, как вылизал тарелочку с двух сторон. От полета, переживаний и еды я сильно устал. Даже не помню, как заснул, прямо на дощатом полу возле тарелки. Услышал только засыпая:

– Поживи пока у меня, бедолага, может, хозяева твои и найдутся. Вижу, ты собачка ухоженная, балованная. Твоя «мамочка», наверное, уже все слезы за тобой выплакала…

Проснулся я, когда уже светало. Бабушка спала, и кошки тоже. Мне срочно нужно было домой. Я не мог лежать и ждать, пока меня найдут, надо было действовать. Мама, конечно, по мне не плачет, она человек сдержанный. И Папа тоже плакать не будет, он – мужчина. Но вот Девочки! Я так разволновался, что долго не раздумывал.