Его жажда - Альбина Яблонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думала, что помогаю ему таким образом. Но ответ был отрицательным.
— Извини, но я думаю, что это плохая идея.
Муж сложил обратно фотографии, поправил галстук. Сделал шаг к двери.
— Почему?
— Я не имею права это делать. Ты сама ведь это понимаешь.
— Но я хотела просто помочь…
— Ничего. Ты ведь сама говорила, что мне необязательно раскрывать все дела на свете… А теперь прости, мне надо ехать.
Я застыла посреди прихожей. И наконец-то поняла, в чем дело. Я это просто почувствовала между строк. Чутье меня еще ни разу не подводило.
— Тебе стыдно.
Джош замер, держась за дверную ручку.
— Что?
— Ты просто стыдишься меня.
— О чем ты, женщина? Это неправда.
— Правда, — настаивала я.
— Нет, Кэм. Нет.
— Да, Джош! Это так! Ты хочешь, чтобы я раскрывала за тебя преступления, а сам стыдишься показать меня своим друзьям! Ведь… вдруг они решат, что я ненормальная. Что я странная. Что я… ведьма, — смотрела я ему в глаза.
В его спокойные зеленые глаза. Он знал ответы на мои вопросы. Но, как и я, играл в игру. Мы оба были неискренни в последнее время. Не удивлюсь, если у него еще кто-то есть на стороне. Пока я сижу в этом долбаном доме, он может шастать по всему штату. Полиция крышует проституток. Шериф — всегда очень видная фигура.
Именно поэтому я спряталась за ней. Вот только не придется ли мне платить за это до конца своих дней?
— Алло, шериф слушает…
Ему позвонили. Нашей пламенной беседе помешал звонящий.
Джош внимательно выслушал с каменным лицом. Затем отключил телефон и сказал мне:
— Меня не будет какое-то время. Нужно съездить к руководству штата. Буду завтра. Никуда не выходи, будь просто дома. Хорошо? Я беспокоюсь о тебе, Кэм. Я ведь единственный в этом чертовом городе, кому реально не плевать на тебя. Ты ведь это понимаешь? Сама ведь это знаешь лучше меня.
— Удачной поездки.
Тогда я еще не знала, чем все обернется для меня. Его короткое отсутствие дома станет лишь началом того, что остановить уже нельзя.
Марсель
— Я хочу сообщить о минировании школы. Пусть эвакуируют всех, оцепляют район, — говорил я в телефон. И смотрел на патруль, приставленный к ее дому. — Созывайте полицейских — все очень серьезно…
Пройдет каких-то пять минут — и этих свиней как ветром сдует.
Ублюдок Финчер. Решил, что пара копов защитят его жену от справедливости. Сам уехал в большой город, а свой бриллиант оставил под надзором двух зевак. Разве так поступают с драгоценностями вроде Кэм?
Нет. Так с ними не поступают. Это было глупо, самонадеянно, наивно.
Я войду в их дом средь бела дня. Без ствола и банды. Без маски на лице, без поддержки пособников. Я справлюсь и сам. Мне вовсе не в тягость. Скорее напротив — будет очень приятно сделать все самостоятельно. Сделать все от и до.
Начиная приветствием. И заканчивая местью Кэм за то, что она променяла меня на импотента со значком шерифа.
Жизнь — она такая. Я вершу судьбу через свои очерствевшие руки.
Несправедливо, подло, мерзко? Может и так.
Но не надо было уезжать и оставлять ее одну. Упустить такой сценарий я не мог. Теперь нам никто не помешает, никто нас не прервет. Никто не услышит ее стонов. Ее криков. Приглушенных всхлипываний через кляп. Вот он и настал — момент расплаты.
Столько ждал… И праздник приближается.
— А зачем мы тут торчим вообще? — говорил один из копов. Стоя возле машины с мигалками. — У нас что, нету дел поважнее? Как же тот висяк — с нас ведь скальпы поснимают…
— Не поснимают, — отмахивался опытный. Застрявший в офицерах неудачник. С пузом и седой щетиной от уха до уха. — Шеф проспорил нам сто баксов и поехал отдуваться сам. Что-то в этот раз его чутье не принесло плодов. Теряет хватку наш шериф. Теряет хватку.
Они стояли у машины, лениво пили кофе. И смотрели в ту же сторону, что и я. На дом Камиллы. Камиллы Финчер. Теперь ее фамилия другая. Мне никак не привыкнуть. А ведь раньше я думал, что она всегда будет Дробински. Как и моя. Мы будем вместе.
Сука, Кэм. Какая же ты сука.
— Так это правда, что она под домашним арестом, пока его нет? — спросил молодой. — Наша задача в том, чтобы его жена сидела дома и не рыпалась?
— Типа того… Шериф запретил ее выпускать из дома.
— А почему?
— Почему? — ухмыльнулся опытный. — Сразу видно, ты не здешний.
— В чем прикол? У нас орудует насильник? Маньячелло?
— Можно и так сказать, пацан… Босс боится, что к ней явится тот ублюдок. Марсель. Чтобы сделать из его жены булку для хот-дога, пока муж в отъезде.
— Булку для хот-дога? — повторил новобранец. Я его не знаю, но как будет возможность — обязательно грохну. — Пф… Надел бы ей трусы верности тогда.
— И то правда. Кому она сдалась вообще, эта ведьма? Не говори… Хотя я бы ее трахнул хорошенько. Попа у нее что надо.
— Кстати, а что это за Марсель еще? Откуда он взялся?
— Сынок Дмитрия Дробински.
— У него есть сын?
— Был сын, — допивал свой кофе старый хрен. Он опустошил стаканчик и бросил его на дорогу. — Теперь это кусок реального дерьма. Зона ведь не делает людей добрее.
— Он сидел?
— Вернулся после ходки за насилие… Хотя история немного мутная. Впрочем, в это я не лезу. И тебе не советую, малый.
— Боже, как все серьезно. — Иронизировал кадет. И даже не подозревал, что я смотрю на его голову через прицел винтовки. — Боюсь-боюсь Марселя… Может, нам зайти к ней на чаек? А там, глядишь, миссис Финчер сделает нам по минету?
В ту секунду я сорвался. Передернул затвор и снял ружье с предохранителя.
НИКТО. НЕ ИМЕЕТ ПРАВА. ТАК ГОВОРИТЬ О МОЕЙ СВОДНОЙ СЕСТРЕ.
— Внимание патрулю! — разразилась рация. — Срочно оцепляйте школу! Сообщение о бомбе! Повторяю…
— О, народ! — чертыхался тот, кто должен был подохнуть через миг. — Вы это серьезно?!
— Чертовы минеры, вашу мать!
Они прыгнули в машину. Хлопнули дверьми. Врубили сирену и сорвались с места.
Я протяжно выдохнул и мысленно щадил тех мудозвонов. Я пришел сюда не стрелять в людей. А делать кое-что другое. К дому Кэм меня вела не жажда убивать, вовсе нет. Это было бы слишком просто для нее. Не ради мечт об убийстве я терпел все эти годы заключения.
Каждый мой день за решеткой был пропитан сексуальными фантазиями. Может, не самыми здоровыми и приятными для нее. Но если будет больно, а больно точно будет — я буду несказанно рад. Потому что только боль сможет исправить все ее ошибки.