Каменное сердце - Пьер Пежю

…Несколько часов спустя она, после долгой поездки в метро, впервые шла по одному из самых роскошных кварталов Парижа, любовалась великолепными зданиями, строгими отелями, сверкающими окнами, статуями нагих женщин или суровых усачей в маленьких парках и дорогими бесшумными машинами — братьям они понравились бы. На усыпанной розовым гравием аллее ей встретилась богатая, неумеренно накрашенная старуха: молоденькая азиатка угодливо помогала ей идти, а шофер уже распахивал перед ней дверцу. Что Кариму делать в таком месте?

Дом, где он обещал ее ждать, она отыскала без особого труда. Роясь в кармане в поисках бумажки, на которой записала код, она нащупала фетровый квадратик. Почему ненормальная бабка сказала, что это «ее» тряпочка? Лейла пожала плечами. Тяжелая медная дверь отворилась с приятным шорохом. Карим сказал, что надо пройти мимо мраморной лестницы к черному ходу, а оттуда по деревянной лестнице спуститься в узкий коридор, который ныряет под роскошное здание и ведет в комнаты для прислуги. Под потолком, таким низким, что двигаться вперед можно было только согнувшись, тянулись раскаленные мокрые трубы: молоденьким азиаткам, находившимся в услужении у богатых старух, поневоле приходилось, когда их отпускали отдохнуть, идти к себе, склонив голову.

Лейла задыхаясь бежала по темному коридору, ее рюкзак то и дело скреб по стене. Вокруг было до странности тихо. Слуги в это время заняты делом. Лейла утешала себя тем, что на другом конце коридора ее ждет Карим с деньгами и ключами от новенькой машины, которая увезет их далеко-далеко отсюда, на юг. Еще одна лестница. Другой коридор, посветлее. Комната номер девять. Это здесь.

Когда Лейла увидела приоткрытую дверь, у нее появилось нехорошее предчувствие. Пытаясь сохранить спокойствие, она прислонилась головой к створке, и дверь отворилась сама. Внутри все было перевернуто, и Лейла тотчас поняла, что случилась беда. Она шагнула вперед, ступила на залитый чем-то липким пол, пошла дальше, пробираясь среди обломков. Даже кровать была поломана. А вот это человеческое тело в разодранной одежде, это неподвижное тело, свернувшееся в клубок среди вспоротых подушек, — Карим. Лампа у изголовья была опрокинута и светила снизу, яркий, словно прожекторный луч, свет бил прямо в свернувшегося калачиком раненого, все еще прикрывающего руками лицо.

Лейла бросилась к нему, упала на колени. Губы на вспухшем лице разлепились, Карим слабо застонал. Девушка не вскрикнула, ничего не сказала, только осторожно погладила друга по плечу. Бровь рассечена, волосы слиплись от крови, наверное, сломаны несколько зубов, а глаза заплыли и еле видны.

Вот несчастье. Лейла мгновенно поняла, что путешествие, о котором они мечтали, то путешествие, ради которого она все бросила, уже заканчивается, не успев начаться, но ее руки двигались сами собой, независимо от этой удручающей мысли. Собрав все силы, она попыталась уложить поудобнее истерзанное тело, потом намочила под краном куски разорванной простыни и принялась с бесконечной осторожностью промывать раны, одну за другой. Карим пошевелился и застонал.

Мягко, едва касаясь, Лейла смывала кровь с висков, убеждая себя, что все, может быть, не так страшно, как ей показалось вначале: похоже, ничего не сломано, только много ушибов, его били кулаками или ногами. Под лохмотьями рубашки обнаружились рваные раны, и Лейла полила их водкой из найденной в углу непочатой бутылки.

Вдруг она услышала низкий, очень слабый голос:

— Знаешь, деньги у меня были… Много денег… Я был готов уехать! Я ждал тебя. Но пришли они… Они все у меня украли. Сволочи! Сволочи!

Он с трудом выговаривал слова. Лейла просила его замолчать, но он, превозмогая боль, продолжал:

— Они сразу стали спрашивать, где я спрятал деньги. Я послал их куда подальше, и тогда они все здесь разнесли. Везде рылись. Били меня, чтобы заставить говорить. Я ничего не сказал, но они в конце концов все равно нашли деньги! И больше ничего, Лейла, у меня ничего не осталось!

Он долго, несколько минут, молчал, потом напрягся и попытался встать.

— Ох, как больно! Только прошу тебя, не надо звать врача, не надо звать полицию! Я сам со всем справлюсь.

Лейла с удивлением слушала этого парня, над которым так часто насмехались, которого так часто обижали: сейчас он говорил хриплым голосом нокаутированного боксера. Карим закрыл глаза, и снова наступила тишина.

Она долго сидела, скрестив ноги по-турецки, склонившись над распростертым на смятой постели телом, посреди разоренной комнаты, освещенной розовым светом лампы, на которую она набросила платок. Жалкая пьета, затерянная между тенью и светом, невинная дева, позволившая поверженному найти укрытие меж ее бедер, опереться затылком о ее живот. Близость обездоленных и величайшее целомудрие. В конец концов огромная волна печали, вскипевшая в груди у Лейлы при мысли о том, что никуда она уже не уедет, обрушилась и затихла где-то в глубине, оставив на поверхности лишь немного пены, выплеснулась одной-единственной слезой, которая тяжело скатилась по щеке, а потом упала и затерялась в темноте.

Шел час за часом. В коридоре слышались невнятные разговоры и шаги, щелкали замки. Потом все погрузилось в тревожное затишье. Лейла так внезапно перешла из привычной обстановки в это мерзкое логово, где истязали Карима, что ей казалось, будто и саму ее избили. Что после этого еще может с ней случиться? Чего ей теперь ждать?

Раненый попросил пить. Она помогла ему сесть. Распухшее лицо напряглось и разродилось жалкой, болезненной улыбкой.

— Спасибо. Думаю, все утрясется…

В этой комнате без окон полдень ничем не отличался от полуночи. В свертке, который дал ей Сайд, Лейла обнаружила печенье, шоколад, сушеные фрукты, а еще — тюбик зубной пасты и маленькое мыльце. Он что-то понял, ее бородатый братец? Лейла немного поела, потом усталость ее сломила, и она провалилась в глубокий сон.

Открыв через некоторое время глаза, она увидела, что Карим немного передвинулся. Он повернул к ней несчастное лицо.

— Ты проснулась, Лейла? Подумать только, ты могла войти, когда они были здесь. Скоты! Уроды! С меня хватит! Как бы там ни было, у меня всегда все так заканчивается! Не везет! Я таким невезучим уродился. И зачем только я к тебе приезжал, зачем просил помочь, зачем предлагал со мной уехать — ни за что нельзя было этого делать!

Отупевшая Лейла неспособна была пошевелиться, только удивлялась энергии и ярости друга.

— Не надо тебе здесь оставаться, Лейла. Уходи скорее. Ты не должна встречаться с такими парнями, как я. Ты создана для другой жизни… Со мной ты уткнешься в тупик! Ты теперь можешь меня оставить. От твоих рук мне стало намного лучше. Беги отсюда, Лейла! Когда-нибудь ты и правда уедешь. Я знаю, что ты уедешь. Без меня. И так будет лучше.

Карим, теперь полулежавший, вцепился в свой мобильный телефон, который Лейла нашла целехоньким среди обломков, словно в спасательный круг посреди моря одиночества.

— За меня не волнуйся: у меня есть друзья. Я им позвоню, они придут… Во всяком случае, я думаю, что придут. Они обо мне позаботятся, да-да, можешь мне поверить.