Как загасить звезду - Ольга Играева

Она знала о Кечине еще кое-что, что могло бы заинтересовать его супругу… Что-то пикантненькое. (Она расплылась в улыбке, не смогла удержаться.) Но это она держала про запас. Ладно, чего уж там… Один ее бывший поклонник (она с трудом вспомнила его — лысоватый престарелый комсомольский функционер, с брюшком и сальными глазами, очень ее добивался пару лет назад, обещал пристроить к Парфенову: «Леня мне всем обязан», врал, конечно, но она поводила его за нос и бросила — недоумок, думал, ее интересуют заплесневелые развратники, пусть и с комсомольскими связями) спьяну ей проговорился. Лет десять назад Кечин, который возглавлял тогда редакцию одной газеты и которого супруга уже тогда водила на коротком поводке по типу «шаг влево, шаг вправо — побег», придумал вот что: нашел себе женщину, которая жила в соседнем с редакцией доме. Как он так ухитрился? Как устроил? Большой секрет! И в каждый обеденный перерыв он, предупредив секретаршу, что идет пообедать в расположенный рядом ресторан «София», отправлялся прямиком к любовнице, а через сорок пять минут — как штык! — пообедавший и очень довольный, появлялся в редакции и через секунду уже докладывал супруге по телефону, чем на этот раз в «Софии» кормили, и как он себя чувствует, и что домой «к своей птичке» придет не поздно, как всегда. А меню ресторана — она могла поспорить! — он изучал по дороге к любовнице на тот случай, если вдруг жене пришла бы в голову мысль проверить, врет он или нет. «Мужики из прикола как-то его выследили, проводили до самых дверей…» — ржал, вспоминая веселые денечки, задорный плешивец. Ха-ха! И адресок, и имя особы она тогда у «юного» комсомольца выудила и запомнила. На всякий пожарный.

А Абдулов ее недооценивает, о чем очень скоро пожалеет. Никаких сомнений и угрызений совести при мысли о том, каким именно образом ей придется заставить Абдулова ее оценить, она не испытала. Каждый выживает, как умеет. И каждый делает карьеру, как умеет. Не зря она больше года выжидала, пока можно будет пустить в ход добытый у Абдулова (и об Абдулове!) компромат. Выжидать — это нелегко и не всем доступно. В чем проблема большинства баб? Выдержки не хватает, слишком эмоциональные, не умеют распределить силы, не умеют выждать, чтобы нанести удар в самый подходящий момент.

А что, разве она плоха как профессионал? Как журналистка? Разве она глупее этих его мальчиков, которые уже все — руководители чего-нибудь? Если бы она, словно какая-нибудь занюханная скромница, сидела и ждала, когда оценят ее деловые качества, пришлось бы состариться в простых репортершах. Бегаешь по сюжетам и в зной, и в метель, микрофон перед мордой на стенд-апе держишь и ждешь, когда очередной долбаный недоучка-оператор камеру наладит, а очередной долбаный недоучка-осветитель свет поставит, а в морду снег валит, или дождь хлещет, или солнце слепит, рядом какой-нибудь гундосый депутат дожидается записать синхрон — и так до морщин?

Абдулов никуда не денется — в крайнем случае придется Кечина привлечь, чтобы его обломать, но дело — верняк. А вот второе дельце… Вдруг ей на ум пришел Олег. «Олег! Олежка! — пригорюнилась она. — Не успела я, мечта моя… Совсем чуть-чуть оставалось». Она точно знала, что ей был нужен именно он — высокий, крепкий, плечи — дух замирает! — все бабы знакомые от зависти бы передохли, увидев их вместе. И тогда на дне рождения она перестала ждать, просто в углу за торшером прижала его к шторе, притиснулась животом к его животу (пришлось встать на цыпочки), его колено себе меж ног пристроила, грудь расплющила об его ребра, чтоб чувствовал… Они запутались в пыльной шторе, тыкаясь друг в друга разными частями тела, он, поддатый, и опомниться не успел, как она уже «молнию» расстегивала… Он и не подумал ее остановить. И никогда бы не остановил. И никогда бы не пожалел об этом. В их связке она стала бы мозговым центром (почему нет?), а он — красотой, которая спасет мир. Он и в гробу будет божественно красив. Не скоро она найдет такого же. Но найдет, в этом она ни капельки не сомневалась. Будет у нее классный мужик на «Феррари», будут лизоблюды-подчиненные ловить ее взгляд, будут их бабы перед ней заискивать и к праздникам в ее кабинет в очередь становиться с подарками…

Думая о втором дельце, она напряглась, собралась, сосредоточилась. Такого она в жизни еще не проворачивала, но когда-то ведь надо начинать. «Я рисковая и мужественная», — проговорила про себя как заклинание. Это был шутливый лозунг, выдуманный ею и двумя ее школьными подругами давным-давно, больше десяти лет назад. Но сейчас она повторяла эти слова про себя очень серьезно, снова и снова — «рисковая и мужественная», «рисковая и мужественная» как внушение, до бесконечности. Если все удастся, то проблема денег будет решена минимум на три года вперед. Нельзя упускать такой случай! Ведь это, если задуматься, подарок судьбы… Ужасно, парадоксально, что этот подарок — за счет покойного Олега, подумала она. Ну что же, будем считать, что вот так перед смертью он подал ей знак своего расположения…

— Что-о-о-о? — ахнул Костов.

— Кто-то, Антон Сергеич, погибшему, когда тот уже лежал на земле, вычистил грязь из-под ногтей…

Костов сразу понял, что новость плохая. Он вздохнул:

— Они что, совсем не могут определить, что было под ногтями?

— Ясно, что там были частички кожи, — отозвалась Надежда.

— Понятно, понятно, — раздражился Костов, впрочем, он тут же устыдился своего раздражения и сбавил тон.

Он понимал, откуда оно вылезло, это раздражение. Счастье было так возможно — списать это дело в архив, самоубийство или несчастный случай с наркоманом. А теперь — фигушки!

— Но хоть что-нибудь осталось? Они могут сказать что-то определенное? Кого покойник поцарапал перед смертью? Мужчину? Женщину? Группа крови? Хоть что-нибудь? — продолжал добиваться Костов.

— Они работают, но материала для анализа очень мало… — старательно, как всегда, ответила Надежда.

— По одежде что? — уныло проговорил Костов.

— Те еще не закончили, но говорят, образцы почвы на пиджаке и брюках соответствуют месту падения. На подошвах — ничего. В некоторых местах костюм порван, что тоже соответствует картине падения. Одевался покойный в престижных бутиках — все шмотки качественные… Следов крови нет, на рукаве, левом, пятно от шампанского.

— Ну, деться некуда, — констатировал начальник и отложил дело об охраннике банка в сторону. — Докладывай свои соображения.

Он подозревал, что в отличие от него Надежде как раз не терпится заняться этим делом. Мысль о том, что она будет вести расследование на телевидении, общаться со звездами, бродить по телецентру, кружила помощнице Костова голову. Она, конечно, считает, что в «Останкино» какие-то особенные, удивительные люди и все там у них удивительно, необычно, не как у всех, там чудесный мир всероссийской известности и ослепительной другой жизни, вечный праздник на поле чудес…

А Костов, напротив, размышлял о том, что телевизионщики с утра пораньше, в десятичасовых новостях, уже сообщили на всю страну о гибели своего коллеги и, как водится, прозрачно намекнули, что за трупом — политика, происки властей и спецслужб, недовольных критическими выступлениями телекомпании. В том же выпуске телевизионщики с напором пообещали, что будут держать ход расследования под своим неусыпным контролем. Он думал о капризных телезвездах, от которых хрен дождешься сотрудничества, о том, что начальство, конечно же, будет проявлять повышенный интерес к этому делу — все-таки телевидение, слишком велик риск огласки, — о том, что наверняка на них натравят депутатов-правозащитников, о том, что им будут звонить и давить со всех сторон, и прочее, и прочее…