Влюбленная Джейн - Рейчел Гивни

Она пришла в ярость и, отказавшись от своего недавнего намерения быть скромной, перешла в наступление.

– Желаю вам всех благ, мистер Уилсон. – С этими словами она поглядела ему в глаза.

– Спасибо, мисс Торнтон, – ответил он и озадаченно наморщил лоб.

– Полагаю, вы скоро возвращаетесь в Кент? Или сперва совершите путешествие? – спросила Изабелла, внутренне содрогаясь: что могло быть неприятнее, чем осведомляться о свадебных планах мужчины, который ее отверг?

– Я собираюсь пробыть в Сомерсете еще несколько недель, – отвечал мистер Уилсон с прежним недоумением на лице.

Изабелла, все более раздражаясь, предложила новый вопрос:

– В таком случае намерена ли миссис Уилсон посещать местный театр? В следующем месяце будут давать новую пьесу Купера, если ей такое по вкусу.

– Моя матушка любит Бат, но покамест намерена оставаться в Кенте. Однако я благодарю вас за интерес к ее досугу.

Изабелла нахмурилась, возмущенная необходимостью прямо говорить о столь болезненном предмете.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я спрашивала о миссис Джон Уилсон, вашей будущей жене.

Джентльмен бросил изучать шарфы и поднял глаза. Его лицо озарилось проблеском надежды.

– Ах, быть может, вы имели в виду миссис Фрэнсис Уилсон? Мою будущую сестру?

Он сделал шаг к Изабелле.

– Миссис Фрэнсис Уилсон! – повторила миссис Тернер из-за своего прилавка.

Джон Уилсон продолжал приближаться. Изабелла отвернулась и, тяжело дыша, застыла, словно зачарованная красотой кружева в витрине.

– Мисс Изабелла, я задержался в Бристоле, чтобы отпраздновать помолвку моего младшего брата Фрэнка с мисс Бернадет Мартин.

– Так, значит, сами вы не обручены?

– Не обручен. В Бристоле был мороз, он задержал меня на ночь. Я послал вам срочное письмо, которое, ежели учитывать состояние английских дорог и английской почты, придет не ранее следующей недели. Я сам прискакал по снегу, чтобы вас разыскать.

От облегчения Изабелла утратила дар речи.

– Мы с вами условились вместе посетить Насосную залу, мисс Торнтон, – сказал Джон Уилсон с нежной улыбкой. – Изабелла, окажите мне честь. Пойдемте туда теперь же.

Он предложил ей руку, и они вдвоем вышли на Столл-стрит. Ничего не сказав и даже не изменившись в лице, Изабелла лишь позволила своему сердцу замереть от чувства, которое сентиментальный человек назвал бы радостью.

Отложив перо и хрустнув пальцами, Джейн перечитала написанное. Над выбором слов она еще поработает. Главное, что боль в груди на какое-то время утихла. Жениться на другой собирается не возлюбленный героини, а его брат – ну разве не замечательный ход? История родилась. Джейн пока не видела ее целиком и не представляла себе всех действующих лиц, но эта сцена могла стать прекрасным завершением романа. Влюбленных разлучило недоразумение, однако в конце концов все выяснилось. Он и она снова вместе и счастливы.

Та сила, благодаря которой на чистой бумаге появлялись слова, воздействовала на Джейн с почти мучительной настойчивостью, то загоняя ее в правый нижний угол страницы, то позволяя испытать восторг от бегства на новый лист (и хорошо еще, если на половицах при этом не оставалось клякс). Джейн улыбалась тому, с какой быстротой слова приходили ей на ум, и смеялась, видя, как они сами ложатся на бумагу. Такое вдохновение приходило к ней нечасто. Вдруг в голове мелькнула мысль о Чарльзе Уизерсе и о том, что он, вероятно, теперь делал. Оставив листки на столе, Джейн вернулась в постель.

Проснувшись, она обнаружила, что ее уединение нарушено.

– Ты испортишь платье, если будешь в нем спать, – сказала миссис Остен.

Джейн поглядела на свой наряд за двадцать фунтов и поморщилась: тонкий шелк накидки весь измялся, одна из золотых лент оторвалась, а лепестки вышитых роз, казалось, могли погибнуть под тяжестью одеяла.

– Который час? – спросила Джейн.

– Четвертый, – ответила миссис Остен, не отрывая взгляда от листка, который держала в руке.

Джейн села и протерла глаза.

– Что вы читаете, мама? – проговорила она, хотя уже знала ответ на свой вопрос. – Отдайте.

Ком застрял у нее в горле.

– Ты обещала мне не писать больше никаких историй!

– Я и не пишу, мама. Это старое.

Миссис Остен внимательно поглядела на листки.

– Это то, что твой отец посылал в Лондон. Он поступил жестоко, внушив тебе всякие идеи, дав тебе ложную надежду. Зачем ты хранила эту рукопись, Джейн, зачем себя мучила? – Она перевернула страницу и указала на свеженаписанные строки: – А это что такое?

Джейн не ответила.

– Ты же взрослая женщина, – продолжала мать. – Или нет?

– Да, мама, взрослая.

– Я зашла посмотреть, как ты себя чувствуешь. Вижу, что хорошо. – Миссис Остен ткнула пальцем в рукопись. – Вся семья понимает серьезность твоего положения, а тебе по-прежнему лишь бы шутки шутить. Ты не представляешь, во что превратится твоя жизнь, когда нас не станет. Мы с ума сходим, пытаясь тебе помочь, в то время как ты сама предпочитаешь развлекаться.

– Неправда, мама. Пожалуйста, отдайте мне эти листки. – Миссис Остен собрала рукопись в стопку и поднялась с места. Джейн умоляюще проговорила: – Куда вы их забираете?

– Это для твоего же блага, – объявила мать и бросила листки в камин.

Джейн вскрикнула. Почти угасшее пламя шумно ожило, получив новую пищу. В детстве Джейн любила перебирать слова, которыми можно описать, как что-то горит. Например, «полыхать» или «рдеть». Ей нравилось смотреть на огонь: это роднило ее с матушкой и отличало от отца с сестрой, которые не проявляли особого интереса ни к свечам, ни к каминам. Сейчас она, подскочив, смело просунула руку сквозь решетку, но сумела выдернуть только один клочок бумаги да обгорелую розовую ленту. Все остальное было поглощено ликующими красными языками. Сухие листки потрескивали, словно взрываясь. Джейн, сидевшую на полу, обдало жаром, и она была вынуждена попятиться. Огонь ослепил ее, аромат почерневшего дерева одурманил. Когда все догорело, миссис Остен встала и покинула комнату.

Взглянув на тлеющие останки «Первых впечатлений», Джейн спрятала в карман спасенный обрывок страницы и вышла из дому.

Миссис Харвуд ждала ее на своем крыльце.

– Вы знали, что у меня с ним ничего не выйдет, – сказала Джейн, входя в жилище старой девы.

– Да, знала, – ответила та, предлагая гостье стул.

– Что со мной не так?

– Вы отличаетесь от других.

– Но я этого не хочу.