Бальзак - Франсуа Тайяндье

Ледигьер — это название узкой улочки старого Парижа, которая берёт начало от улицы Сент-Антуан, что рядом с площадью Бастилии, и тянется в направлении Сены, к зданию, которое сейчас является казармой республиканской гвардии, а дальше ведёт к библиотеке Арсенала. На этой улице в мансарде дома 9 в августе 1819 года, вернувшись из Лиль-Адана, где у одного из друзей он проводил отпуск, поселился Оноре де Бальзак.

Получив в начале года звание бакалавра права, молодой человек, которого родители желали видеть нотариусом, объявил о своём намерении заняться литературой. Если верить Лоре Сюрвиль — и здесь опять-таки ничто не мешает ей верить, — это намерение Оноре повергло семью в настоящий шок. Не считая того, что он показал себя жадным читателем, молодой человек не выказывал какого-либо особого предрасположения к литературе. А кроме того, как всем известно, «это же не профессия». И всё же уступил непреклонной решимости сына Бернар Франсуа, так как по натуре был довольно снисходителен, а возможно, ему хотелось посмотреть, что из этой затеи получится. Но он поставил своё условие: у Оноре будет не более двух лет на то, чтобы добиться ощутимого результата.

Госпожа Бальзак занялась практической стороной дела. Оноре хотел жить один, чтобы никто не мешал ему работать. Мать подыскала сыну новое жильё и положила ему крайне скудное денежное пособие, рассчитывая на то, что столь аскетичные условия жизни остудят его фантазии.

Была ещё одна причина такой скаредности. Незадолго перед тем господина Бальзака отправили в отставку, что его совсем не порадовало, так как означало сокращение доходов семьи. Надо было уменьшить и расходы, и поэтому было решено, что семья переедет в Вильпаризи, к юго-востоку от столицы, где будет снимать дом.

Так Оноре вновь оказался один, на сей раз в своей парижской комнате на улице Ледигьер.

Этот образ молодого человека, который в тишине мансарды создаёт гениальные творения или готовится сделать революционные научные открытия, мечтает о славе и любви, а денег у него едва хватает на писчую бумагу и свечи, стал одним из романтических клише. Его прототипом послужил поэт Никола Жильбер, умерший в 1780 году в нищете тридцати лет от роду. Несколько его строк стали знаменитыми:

Позднее его судьба внушила Альфреду де Виньи замысел романа «Стелло». Но этот образ — если не проклятого поэта, то, по крайней мере, бедного и одарённого молодого человека, достоинств которого общество не признаёт, — во многом вышел из романов Бальзака, а там появился потому, что такой была его собственная жизнь.

Подобно тому как в романе «Луи Ламбер» Бальзак собрал свои воспоминания о Вандомском коллеже, «Шагреневая кожа», написанная в тот же период, содержит мотивы, отсылающие ко времени его жизни на улице Ледигьер. Рафаэль де Валантен, сирота без каких-либо средств, в стремлении достигнуть достойного положения рассчитывает только на свой философский гений. Квартал, в котором он поселился, не тот, где жил молодой Бальзак, но его комната — это первая комната Бальзака: «Не было на свете ничего более безобразного, чем эта мансарда со стенами грязно-жёлтого цвета, источавшими запах нищеты… Крыша там то и дело обрушивалась, и через дыры на месте выпавшей черепицы было видно небо…» Неизвестно, попадал ли дождь в чердачную комнату Оноре, но несомненно, что условия существования там были довольно суровые. Стол, стул, узкая кровать, кое-какие предметы обихода, скудные денежные средства, которых хватало только на самое необходимое, — вот чем он вынужден был довольствоваться, если уж сам так решил.

В 20 лет Бальзак был плотным, коренастым юношей с густой тёмной шевелюрой, красивыми чёрными и, как говорили, лучистыми глазами. Замкнутый вандомский подросток превратился в робкого молодого человека, по крайней мере, если верить Лоре Сюрвиль. По её свидетельству, на одном из балов, куда они были приглашены, Оноре решил потанцевать, но упал, чем вызвал смех присутствующих. Не следует сгущать краски, но, вероятно, он считал себя некрасивым и не особенно в себе уверенным, будучи в то же время, разумеется, убеждённым (и здесь одно другого не исключает), что на самом-то деле он человек совершенно незаурядный. Послушаем, как его герой Рафаэль излагает свои юношеские амбиции:

«Я хотел отомстить обществу, я хотел овладеть душами всех женщин, подчинить себе все умы, видеть, как на меня устремляются все взгляды, когда лакей в дверях салона произносит моё имя… Уже в детские годы я стучал себя пальцем по лбу и говорил, как когда-то Андре Шенье: “Здесь есть кое-что!”». Сцена появления в салоне в высшей степени символична: в Париже эпохи романтизма, в этом городе — символе успеха, доступ в салоны был эквивалентом нынешнего появления на телеэкране. Бальзак сам позднее будет пытаться удивить Париж своим именем с частицей де, тростью с набалдашником, инкрустированным бирюзой, и экстравагантными нарядами.

«Здесь есть кое-что…» Это ещё надо было доказать. Можно себе представить первое утро Оноре в мансарде, где всё начиналось. Наверняка он составил план действий и режим работы. «По утрам я отправлялся за провизией на день, прибирал комнату. Я был одновременно и хозяином, и слугой, с невероятной гордостью я изображал из себя Диогена», — писал он.

В чём состояла его программа? Сначала — чтение. Уже давно он читал всё, что попадало под руку. Прошедшим летом во время отдыха в Лиль-Адане он из прочитанного составил «Философские заметки», а потом «Заметки о бессмертии души». На досуге он посещал библиотеку Арсенала, расположенную недалеко от улицы Ледигьер. Он читал труды по истории, философии, естественным наукам. Он хотел знать обо всём и всё осмыслить, прежде чем обогатить всемирную библиотеку великолепным творением, которое выйдет из-под его пера.

Отец положил ему срок два года. Сам же он считал, что пройдёт почти десять лет, прежде чем перед ним забрезжит успех.

* * *

В литературе тех лет главной фигурой был Шатобриан. Этот дворянин из Бретани, побывавший в Америке, переживший в годы Революции изгнание и нищету, поддерживавший с Наполеоном отношения, в которых восхищение уживалось с вызовом, при Реставрации рассчитывал на политическую карьеру дипломата, которая не принесла ему ожидаемой славы. К тому же он полагал, что его, надёжную опору трона и алтаря, не ценят по достоинству Людовик XVIII и его приближённые. Но его литературный авторитет был огромен. «Атала», «Рене», «Мученики» открыли новые горизонты чувствований. «Гений христианства», опубликованный в 1802 году, когда Первый консул намеревался привлечь на свою сторону католическую Францию, имел колоссальный успех. Революция недооценила древность, силу и укоренённость христианства во Франции. Несмотря на увлечения эпохи Просвещения и антирелигиозные меры Учредительного собрания и Конвента, огромное число французов оставались католиками. Мода на римские древности, которой была отмечена во Франции имперская эпоха, в 1820-е годы прошла, страна вновь осознала себя старой христианкой и заинтересовалась своим Средневековьем. В какой-то мере то была заслуга Шатобриана. Этот почитатель традиций смотрел далеко вперёд. Он знал мир, как, вероятно, никто другой в его время. Он был одним из первых великих путешественников-литераторов, и к нему восходит романтизация экзотики. Его «Путешествие из Парижа в Иерусалим» полно дыханием Греции и Восточного Средиземноморья. «Последний Абенсераж», за которым последовали «Начезы» и «Путешествие в Америку», стали символами десятилетия. Шатобриан выразил чувства эпохи.