Секрет зеленой обезьянки - Екатерина Вильмонт

– Когда кажется, креститься надо!

Нет, с Матильдой надо что-то делать, а то она, по-моему,скоро спятит!

Вернувшись домой, я собралась позвонить Мите и Косте, но нетут-то было, едва я открыла дверь, на меня накинулся с упреками папа.

– Аська, у тебя совесть есть? Где ты шляешься? Мы жеволнуемся! Вышла с собакой и пропала! Разве так можно? Утром я встал – тебя уженет, вернулся с работы – тебя еще нет! Что это за манера!

– Папа, но я…

– Ты только и знаешь, что гонять по улицам с Матильдой!А на родного отца тебе плевать!

– Папа, как тебе не стыдно!

– Мне? Мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-топерепутала? Это тебя в Париже научили так говорить с отцом?

– Что? – задохнулась я. – Я разве рвалась вПариж? Просила-умоляла, ах, я хочу жить в Париже, да?

Это была твоя идея!

– Да! И я не скрываю, что хотел оторвать тебя от этойтвоей сыщицкой компании. Но только все это, как видно, напрасно было! –кипятился папа.

Что это с ним? В последний год у него здорово испортилсяхарактер.

– Юра, успокойся! – раздался вдруг голос тетиЛипы. – Ты и сам нервничаешь и девочку попусту нервируешь. Подумаешь,большое дело, загулялась девочка!

Ей же там не хватает друзей, в этом твоем Париже, онасоскучилась. А тут еще ты на нее нападаешь, хочешь, чтобы она и вовсе от домаотбилась?

– Ах, все вы заодно! – махнул рукой папа и,хлопнув дверью, ушел к себе.

– Аська, ты небось голодная? – шепотом спросилатетя Липа.

– Голодная, – призналась я.

– А где ты шастала?

– Да мы с Матильдой…

– С Матильдой? Но она же в это время обычно в театре.

– У них там помреж заболела, ее в больницу увезли.

– Понятно. Ну, как у Мотьки успехи-то?

– Завтра я пойду к ней на репетицию, тогда все вамрасскажу…

– Молодчина она, твоя Мотька. Талантливая,трудолюбивая, сиротку вон к себе взяла…

– Тетя Липа, а что с папой?

– Нервничает все… Время нынче такое, нервное.

Все теперь такие дерганые стали, не дай бог! Да и потом…Мама твоя сейчас нарасхват, у нее большой успех, а ему это не нравится.Ревнует, наверное… Вот давеча кто-то маме цветы прислал, подумаешь, большоедело, артисткам всегда цветы присылают, а он так расстроился…

– Но… Они разводиться не собираются? – шепотомспросила я. Меня уже давно терзают такие подозрения.

– Да нет, господь с тобой! Об этом речи нет. Они желюбят друг дружку! Да ты не волнуйся, пройдет это. Поверь мне. Просто периодтакой… Трудно им. А ты вот, кстати, постарайся их примирить! Бывай побольшедома, с ними…

– Легко сказать… – вздохнула я.

– Да я все понимаю, – погладила меня по головететя Липа. – Ты не думай, что я старая и ничего не смыслю в твоих делах.Очень даже смыслю! И всегда буду на твоей стороне! – добавила она елеслышно.

Я прижалась к ней. Настоящее ощущение родного дома – теплый,уютный запах тети Липы. Она всегда была со мной, и, наверное, больше всех яскучаю именно по ней. Потому что точно знаю – ей всегда до меня есть дело!

Когда я спохватилась, звонить ребятам было уже поздно, авскоре вернулась мама…

В этот день в театре спектакля не было, и потомурепетировали на сцене. Матильда ввела меня в пустой и почти темный зал иусадила в двенадцатом ряду.

– Ты до конца-то выдержишь? – шепотом спросилаона.

– Конечно! Мне же интересно!

– Значит, домой вместе поедем! Пока!

И она подбежала к режиссеру, который сидел в пятом ряду. Сним рядом сидела еще какая-то немолодая полная женщина. А на сцене появилсязнаменитый артист Олег Журавский, игравший Мотькиного отца. Журавский многоснимался в кино, за ним бегали толпы поклонниц, он был красивый мужчина ипрекрасный актер. Мотька еще по дороге объяснила мне, что сегодня они будутрепетировать сцену, в которой Мэгги пытается объяснить отцу, почему он недолжен жениться на Лью, красавице-журналистке и для этого плетет о нейфантастические небылицы. А отец то верит, то не верит дочери.

У меня от волнения за Мотьку гулко билось сердце.

Но вот она выбежала на сцену. У меня даже дух захватило,такая она была красивая. И ведь никакого грима…

Я поняла, это талант! Я не раз дома слышала, что даженекрасивая талантливая актриса запросто может сойти за ослепительную красотку.А бездарная красавица на сцене кажется куда менее красивой. Значит, Мотька ивпрямь очень талантлива! Но это была уже не Мотька, дочка московскойпочтальонши и неведомого отца, нет, это была прелестная юная американка Мэгги,капризная, избалованная дочка богатых, разведенных родителей. Пьеса была оченьвеселая, и я получала громадное удовольствие, несмотря на то что режиссернередко останавливал актеров, что-то объяснял, показывал, горячился… Я и незаметила, как недалеко от меня села какая-то женщина. Я взглянула на нееслучайно и сразу узнала. Это была Елена Викторовна Коноплева, известнаяартистка, учившаяся в театральном училище вместе с моей мамой. Она тожевзглянула на меня.

– Аська? Ты? – прошептала она.

Я кивнула. Как раз в этот момент Меркулов что-то громкообъяснял Журавскому.

– Что ты здесь делаешь?

– Смотрю! Матильда – моя лучшая подруга!

– Ах да, это же Тата ее рекомендовала Илье…Поразительно талантливая девочка!

Честно говоря, в ее тоне послышалось тайноенедоброжелательство, или мне просто показалось?

– Постой, Тата что-то говорила, будто ты живешь теперьв Париже?

– Да, но я приехала на месяц… Елена Викторовна, а высегодня будете репетировать?

– Да, у нас одна сцена с Олегом…

– Леля, ты уже здесь? – закричал Меркулов. –Иди сюда!

Кивнув мне на прощание, Елена Викторовна направилась к нему…Вот она, кстати, из тех не блещущих красотой женщин, которые на сцене могутбыть совершенно обольстительными. Мне было жутко интересно посмотреть, как онииграют с Мотькой, не потеряется ли Мотькино юное вдохновение рядом с ееотточенным мастерством. Но сегодня мне не удалось этого увидеть.

В какой-то момент объявили перерыв и запыхавшаяся взмокшаяМотька подбежала ко мне.

– Ну как? – выдохнула она, плюхаясь рядом со мной.

Я молча показала ей большой палец.

– Правда?

– Мотька, у меня нет слов! Видела бы ты себя! Ты насцене такая красивая, ужас просто!