Никогда не отступай - Уильям Форстен

Он видел суть начавшейся войны: это была битва двух рас за мировое господство, и та из них, которая проиграет, — исчезнет с лица планеты.

— И все же я считаю, что надо подождать до весны, — произнес Джурак, задумчиво подняв лицо к темному небу.

— И почему же?

— Мы сможем протянуть железнодорожную линию через Ниппон до леса, где проходит их дорога, только на будущий год. К тому же их колея уже нашей — придется ее расширять. А обеспечить армию всем необходимым, не имея железной дороги, — это адский труд. К весне мы выпустим еще десяток броненосцев, сотню десантных судов, пятьдесят дирижаблей, будем иметь десять новых уменов, обученных современному военному искусству и располагающих соответствующим оружием.

— А люди, по-твоему, будут сидеть все это время сложа руки? Они развиваются быстрее нас, Джурак. Пока что их железнодорожная линия, идущая вдоль западного побережья, не защищена, но к весне они успеют построить оборонительные сооружения. Воздушных кораблей у них сейчас не осталось, а на будущий год будет несколько десятков — с такими же крыльями, как у наших. Не забывай старинное изречение мудреца Хунаги: «Если тебе не удалось застать противника врасплох, либо отступай, либо атакуй сразу. Выжидание в этом случае смерти подобно». Отступать мы не можем — значит, остается только атаковать. Мы и так уже проволынили четыре месяца, еще один-два — и начнутся зимние вьюги.

— Стало быть, вступаем на тропу войны?

— У нас нет другого выхода. Через пять дней тебе следует находиться уже на северном фронте. Ты должен втянуть их в военные действия. Не стремись прорвать их фронт — они отойдут к своей железной дороге и укатят по ней, ты за ними не угонишься. Ты, Бакт, пошли несколько воздушных кораблей осмотреть их базу и проверить, не появились ли у них новые дирижабли, которые могли бы раскрыть наш секрет. Но проследи, чтобы никто из наших не летал в том направлении, где мы наметили главный удар, — ни к чему заранее привлекать внимание противника к этому месту.

Он испытующе оглядел своих помощников. Да, они-то идеально подготовлены к ведению подобной войны. В отличие от бантагских вождей и военачальников они понимали, что для победы вовсе не обязательно лезть напролом.

— Главное, свяжите им руки, втяните их в бой, друзья мои. Остальное — моя забота.

— Ну что, теперь ты одобряешь эти зонтики?

Джеку с трудом удалось скрыть потрясение, которое он испытал при виде Фергюсона, поднявшегося ему навстречу из-за чертежного стола. Чак страшно похудел, щеки его ввалились, глаза чернели, как два уголька, вставленные в обтянутый кожей череп. Кожа была почти прозрачной и светилась той матовой белизной, какая характерна для поздней стадии чахотки. Подавив мимолетный страх заразиться болезнью, подтачивавшей силы ведущего изобретателя Республики, Джек пересек комнату, схватил Чака за руку, а затем, неожиданно для самого себя, порывисто обнял его.

— Да, благодаря этому зонтику моя задница уцелела, — рассмеялся он и, хлопнув друга по плечу, жестом попросил его сесть.

— Ну вот видишь, а ты говорил, что ни за что им не воспользуешься.

— Мне ничего другого не оставалось. Если бы я не прыгнул, то сгорел бы заживо. Это был очень убедительный довод.

— Жаль Степана…

Джек кивнул. В кругу тех, кто носил небесно-голубую форму военно-воздушных сил, существовало негласное правило: не привязываться слишком сильно к товарищам по оружию. Один из пилотов, не вернувшийся из экспедиции по спасению Ганса, подсчитал, что с того момента, как пилот совершает свой первый вылет, до его гибели или исчезновения проходит в среднем менее полугода, — и это в относительно спокойный предвоенный период. Джек пытался подавить в себе дружеские чувства к Степану, но он не устоял против его неукротимого жизнелюбия и прямо-таки сверхъестественной способности сбивать вражеские корабли. И в результате приходилось мириться с неизбежным…

Перед визитом к Чаку он зашел к матери Степана и, как обычно, соврал, что смерть юноши была мгновенной. К чему ей знать правду и мучиться, представляя себе, как он падает, объятый пламенем, с высоты двенадцати тысяч футов. В прошлую войну погибли ее муж и двое старших сыновей, и теперь, как она сказала Джеку со слезами на глазах, в качестве единственного утешения у нее осталось письмо от Эндрю, в котором он выражал свое соболезнование.

— А как Федор?

— Будет летать.

— Здорово ему досталось?

— Да, руки повреждены до самого плеча. Ну и шок, понятно. Божится, что в жизни не поднимется больше в воздух, но это, конечно, просто трепотня. Он так втянулся в это дело, что не сможет без него.

Чак кивнул. Он знал Федора — его брат работал у него помощником в прошлую войну, а теперь командовал отделом артиллерийско-технического снабжения в Порт-Линкольне. К ожогам же Чак после несчастного случая с его женой относился с особым участием.

Тут позади него открылась дверь и вошла Оливия Вариния Фергюсон с двумя кружками и пыхтевшим чайником. Она улыбнулась Чаку, и он в очередной раз поразился ее красоте, которую не могли испортить даже шрамы.

Разливая чай и болтая с Джеком, Оливия показала ему лежащий на столе у мужа номер «Гейтс иллюстрейтед уикли», где на первой странице был изображен последний бой «Летящего облака». И разумеется, рядом с кораблем пикировали четыре горящих дирижабля противника, а на боковой полосе был помещен портрет Степана на боевом посту, посреди бушующего пламени.

Джек огляделся. Стены комнаты были увешаны рисунками, демонстрировавшими всевозможные изобретения Чака. Некоторые из них были выполнены им самим, другие вырезаны из еженедельника Гейтса. Тут были изображены воздушные корабли, броненосцы, пушки новейшего образца, кареты «скорой помощи» с койками на пружинах, локомотивы, телеграфные аппараты и буровые установки для добычи нефти. В комнате было очень светло — всю северную стену сделали из стекла, чтобы можно было чертить при естественном освещении. Сразу за конструкторским бюро Чака начиналась территория колледжа — Конгресс расщедрился и выделил средства на его основание. Колледж занимал несколько бревенчатых домиков с аудиториями, чертежными и исследовательскими лабораториями. Большинство студентов ушли в армию и служили в артиллерийских и технических войсках, но учебный процесс все же продолжался, — Джек заметил, что Теодор, родной брат его бортинженера, ведет занятия с группой, состоявшей преимущественно из девушек.

Чак опять согнулся в приступе кашля, и Оливия сделала знак Джеку, чтобы он оставил их. Выйдя на крыльцо, Джек оказался на берегу водоема, служившего источником воды и энергии для предприятий, расположенных ниже по склону. Поверхность воды была гладкой как зеркало, лишь в одном месте подняла рябь стая гусей с ярким оперением, лениво плывших вдоль берега. Внезапно за дамбой блеснула вспышка — это разливали очередную порцию выплавленного в печи железа. Гуси загоготали и снялись с места. Джек посмотрел на запад, на долину Вины, простиравшуюся до самых стен старого Суздаля. По обоим берегам темной реки тянулись железнодорожные пути, высились заводские корпуса и сотни домов для рабочих, которые съезжались со всей Республики, чтобы не дать заглохнуть производству. «И все это в значительной мере является порождением интеллектуального гения Фергюсона», — подумал Джек. От этого человека, их Леонардо, зависело будущее всей Республики.