Вингейт - Илья Исаевич Левит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лирическое отступление
В Познани (в недавнем прошлом германской) травили и немцев, и евреев. Немцев как бывших господ положения, которые в новой обстановке с надеждой глядели на близкую Германию. Евреев — не только по антисемитской традиции, но и как немецких прихвостней (см. Приложение 4).
Тут стоит сказать чуть подробнее. Поляки Познанского края поколениями (после наполеоновских войн и до 1918 года) были немецкими подданными. Они упорно противились германизации и при этом, как говорят, переняли у немцев хорошие деловые качества и дисциплину («противостояние путём заимствования»). «Познанские» полки польской армии считались лучшими в 1920 году, что признавали и большевики. Но и антисемитизмом (не заимствованным тогда у немцев) «познанцы» выделялись даже на фоне остальных поляков.
Традиционный польский антисемитизм подогревался обвинением в том, что все евреи — большевики, то есть советская агентура. Вот что писал Пилсудский в книге 1920 года о «Чуде на Висле»: «Подавляющее, громадное большинство населения относилось с явным недоброжелателством к Советам и их господству, усматривая в них … господство невыносимого террора, получившего название еврейского».
А между тем евреи составляли примерно 10 % населения страны. Итак, с 1923 года правительство Польши стало резко антисемитским. Возглавлял его Владислав Грабский. И Четвертую алию — четвертую волну миграции евреев на Землю Израильскую — будут с горьким юмором называть «Алия Грабского».
Вот цитаты из речи Грабского: «Мы хотим основывать наши отношения на любви. Но существует одна любовь к соотечественникам, а другая к чужакам. Их доля у нас слишком велика…. Чуждый элемент должен задуматься, не будет ли ему лучше где-нибудь в другом месте. Польша — для поляков.»
Уже в начале 1924 года в Польше были приняты антисемитские законы. Формально они, впрочем, антисемитскими не были. Просто правительство провело национализацию железных дорог и табачной промышленности. В связи с этим произошла и реорганизация штатов в этих отраслях, где было занято много евреев. Всех работавших уволили, затем набрали штаты снова. Беда была в том, что евреев в государственные учреждения практически не брали.
Это был не символический удар по евреям и, как покажут дальнейшие события, не последний. То, что этот, «не очень сильный пинок» вызвал большую по понятиям того времени миграцию объясняется видимо тем, что жизнь в Польше в 1924 году ещё не успела войти в привычную колею.
Лирическое отступление
Украинцы тоже жаловались, что их не берут работать на «железку».
А государственная табачная монополия — вовсе не польская новинка. Этот способ пополнения казны был отлично известен в Европе уже в XIX века. Соответственно с тех пор лозунг борьбы с курением использовался оппозицией. В частности, национально-освободительными движениями. Национализация табачного дела польским правительством привела не только к четвертой алие (см. дальше). Другим последствием стала тогдашняя мода среди украинской (галицийской) молодежи, которая была в большинстве своём настроена оппозиционно Варшаве, не курить. Отсутствие вредной привычки к курению многим в дальнейшем облегчило жизнь. Когда скрываешься от поляков, русских или немцев (отношения украинских националистов с гитлеровцами будут переменчивы), привычка курить очень затрудняет жизнь. В лесу табак трудно достать. В «схороне» — подземном бункере — обычно плохо проветриваемом, где приходилось сидеть подолгу, и вовсе нет условий для курения. В лагерях, куда многие из них попали, с табаком сложно…
Глава 15
Эмиграция из восточной Европы (Четвертая алия)
Примерно в это время, в мае 1924 года, в США была введена система квот на въезд, неблагоприятная для Восточной Европы. То есть еврею из Польши стало трудно въехать в США. С этими двумя событиями — польскими антисемитскими законами и малой квотой на въезд в США и связывают начало Четвертой алии — потока польских евреев на Землю Израильскую. Это, конечно, правда, но отнюдь не вся, ибо были и другие страны для выезда. Например, Аргентина. И люди ехали. И не только евреи — украинцы, например. Польша исторически была источником эмиграции, причем, как правило, наиболее высокий процент среди эмигрантов оттуда составляли национальные меньшинства. Вспомним, что именно в 20-е годы еврейские поселения, основанные в Аргентине Гиршем, получили некоторое развитие, правда, как потом выяснилось, недолгое. Но большинство евреев, въехавших тогда в Аргентину, сразу осели в городах.
Ещё принимала эмигрантов Южная Африка. Эта страна издавна привлекала литовских евреев. В 20-е годы туда устремились и евреи из возродившейся Польши.
Но главное, что как раз в это время широко открылись для эмигрантов двери Франции вообще, и Парижа в частности.
Франция была обескровлена Первой мировой войной. Когда миновали начальные послевоенные трудности — безработица демобилизованных, к примеру, — то выяснилось, что людей там вообще не хватает, а мужчин в особенности. Так что въехать во Францию в то время было легко. Кстати, отчасти поэтому Париж и стал центром русской белой эмиграции. И вообще туда устремилось много эмигрантов. В том числе и восточноевропейских евреев. Не только из Польши, но и из других стран (Венгрии, Румынии).
Можно себе представить, как соблазнителен был Париж для евреев, ведь они были горожане. И если десятки тысяч из них предпочли Землю Израильскую, значит, было у этих людей еврейское сердце. Надо признать, что английская власть в Палестине пользовалась уважением у евреев Восточной Европы. При британской гражданской администрации была законность: гласные и независимые от власти суды, а главное — порядок (арабы уже сидели тихо). Всем этим евреи Восточной Европы не были избалованы. Но ведь во Франции тоже существовала законность.