Эскадрилья наносит удар - Анатолий Сурцуков

Утром нас не пробудил, а буквально вынес наверх грохот взрыва над головой. Вся наша группа мистическим образом, не задевая края люка ни одной частью тела, без приставленной лестницы выбралась из ямы глубиной метра четыре наверх, не устроив затора в узкой горловине входа.

Наверху сквозь сумрачный рассвет с трудом различались витавшие в воздухе в облаке поднятой пыли щепки и стоящий в эпицентре состоявшегося взрыва часовой, задумчиво взиравший на это явление природы.

Громогласный всеобщий рык, оформленный в виде вопроса, потряс его до основания.

Объяснение происходящего умилило нас. Оказывается, ротный приказал мальцу дрова наколоть, а на вопрос «Чем?», ответил известной армейской формулой, смысл которой переводится примерно так: «А меня не волнует!»

Находчивость русского солдата известна, вот боец и додумался подложить под бревно гранату да и взорвать ее.

Ну что ж, получилось очень эффектно…

РОКОВОЙ ФЕДОР

Бытуют понятия «роковая случайность», «роковая женщина».

Оказалось, что в жизни бывают роковые мужчины, среди которых встречаются и летчики…

Федор Степанов в нашу эскадрилью попал сразу из училища. Будучи неплохим летчиком, он быстро стал командиром экипажа, довольно успешно осваивая курс боевой подготовки. Не напрасно в числе первых варягов направили воевать в Афган именно его.

По возвращении экспедиционеров-пионеров с полей сражений нас всех мучил вопрос: а почему это он, в отличие от других, не привез из похода заслуженной награды? Ведь Федя отличался повышенным честолюбием, стремясь в каждом полете показать, доказать всем, какой он исключительный летчик. Даже походка, осанка, манера поведения и разговора были призваны подчеркнуть его особое предназначение вершить великие дела.

Как выяснилось, был в этой командировке с ним такой случай.

Пошла пара вертолетов, в которой Федор в этот раз был ведомым, на выполнение задачи по досмотру караванов.

По выработанной к тому времени тактике выполнения подобных задач, на борту каждой вертушки находится досмотровая группа.

Завидев караван, ведущий выполняет посадку примерно в километре от объекта, высаживает досмотровую группу, и те шерстят колонну верблюдов, лошадей или машин на предмет наличия там оружия. Ведомый в это время прикрывает действия наземной группы с воздуха в готовности в случае сопротивления или обстрела с земли открыть ответный огонь, обеспечивая отход группы.

Вот и их пара, обнаружив в назначенном квадрате караван, приготовилась к означенным действиям.

Ведущий, оценив обстановку, обнаружив неудобоваримые для посадки в данной местности условия, принял решение дождаться, когда караван выйдет в более равнинное, удобное для применения группы место.

Но не таков был Федор. Доложив ведущему, что будет выполнять посадку именно здесь, а то рассредоточатся и уйдут, мол, сволочи, он начал моститься на террасу горного склона.

И ведь сел, однако. Все было бы хорошо, но вздумалось ему, чтобы обеспечить возможность быстро взлететь в случае надобности, развернуться на этой долбаной террасе, где и так стоишь на одной ноге против ветра. Ну и во время этого неуклюжего маневра нечаянно задел несущим винтом (между прочим, вращающимся с бешеной скоростью) за склон горы. Хорошо, что десантуру успел высадить. Вертолет после такой грубости отбросило набок, винт разлетелся на куски в разные стороны, а вся машина в мгновение ока превратилась в груду металлолома, из-под которой выполз ошалелый экипаж, волею случая отделавшийся ушибами.

На выручку потерпевшему аварию борту поспешила группа из Кабула, состоящая из «полосатых» прикрытия и «зеленых» спасательных. Один из них пошел на посадку, чтобы забрать Федин экипаж. Во время зависания с ним происходит то же самое, и теперь уже две кучи дымящегося металла радуют глаз окрестных духов. Только тогда, когда вызвали на выручку редкостную тогда «эмтэшку» с ближайшего аэродрома, смогли с огромным трудом вызволить незадачливые экипажи из каменного плена.

Весь оставшийся срок командировки Федя рвал и метал, летая каждый день, но… на него оформили представление только на медаль.

Когда наша эскадра засобиралась в свою командировку выполнять «интернациональный долг», прошло полгода после возвращения Феди. Никто его не рассматривал в составе нашей команды, да и кому это могло в голову прийти. Но неукротимая буря попранного самолюбия не давала ему покоя, и Федор написал рапорт. Сложное чувство этот рапорт вызвал у нас.

С одной стороны, опытный мастер нам бы не помешал, помог бы побыстрее освоиться в условиях реальных боевых действий, разобраться, что к чему.

С другой стороны, я лично прекрасно понимал, что когда перья не только из задницы, а изо всех мест в разные стороны у летчика торчат, то добра от этого не жди. Но новый комэск, да и командир полка рассудили по-другому. Видно, Федя нашел аргументы для уговора.

Действительно, по прибытии на место он на практике многое нам открыл, показал, летая уверенно, смело, даже, я бы сказал, бесшабашно.

Большое впечатление на комэска Грудинкина произвел его прием, когда перед сбросом бомб Федя зажигал дымовую шашку под брюхом, имитируя подбитый вертолет, сухим листом падал на цель и с расчетного рубежа, отбросив шашку, производил бомбометание. Мотивировал он этот трюк тем, что, мол, противник не обращает внимания на подбитый вертолет. У меня на этот счет сложилось совершенно противоположное мнение. У любого волка есть рефлекс — добить ослабевшую жертву, поэтому ей уделяется наибольшее внимание. Жизнь расставила запятые там, где они должны быть.

Федор летал на боевые задачи все больше и больше, все более смело и бесшабашно. Его бреющий полет происходил уже не в метрах, а в сантиметрах от земли. Правак его экипажа, Саня Чередников, как потом его однокашники рассказали, делился с ними после полета, утирая пот: «Он так убьет меня…»

Борттехник Серега Богза написал рапорт о переводе его на другую машину. Остальные командиры начали роптать, мол, так не успеем натаскаться перед выполнением задач в серьезных операциях, которые уже замаячили на горизонте, ведь Федя все удары (вылеты на выполнение огневых задач) на себя забрал.

Все это послужило поводом для серьезного разговора с ним, в результате которого возник конфликт. Я с его стороны был обвинен в попытке дискредитации и затаптывания в землю таланта самородка-летчика, на что, употребив имеющуюся у меня власть, отказался его планировать к вылетам в дальнейшем.

Через неделю грянула первая в нашу бытность операция оперативного масштаба. Она быстро набрала обороты, интенсивность вылетов резко возросла. Начал сказываться дефицит экипажей. Люди уставали, да тут еще Вовочка Григорьев, начальник штаба, с безмятежной улыбкой каждый день требовал жертв в виде выделения офицеров во внутренний и гарнизонный наряд.

Комэска, скрепя сердце, начал планировать Федора, взяв с него клятвенное обещание «не шалить».