Как достичь успеха и стать лидером - Валентин Бадрак

В самом деле, вопрос образования не является столь простым, как это кажется на первый взгляд. С одной стороны, в серьезных компаниях при приеме на работу обращают самое пристальное внимание на уровень образования. Такие несомненно выдающиеся люди, как Фридрих Ницше, Уинстон Черчилль, Франклин Рузвельт, Николай Рерих или Альберт Швейцер, получили блестящее элитное образование. Но как быть с тем, что тот же Генри Форд никогда не учился в университете и до конца жизни писал с орфографическими ошибками? Как относиться к тому, что Джек Лондон и Билл Гейтс отказались учиться в университете, что основатель всемирно известной телекомпании CNN Тед Тернер и основатель компьютерной компании с мировым именем Apple Computer Майкл Делл никогда не учились в высших учебных заведениях? Правда, все эти факты следует уметь хорошо фильтровать. Например, тот же Билл Гейтс в детстве учился в частной элитной школе, где, к слову, и познакомился с первыми компьютерами, которыми заболел на всю жизнь. Кроме того, именно в этом школьном социуме юное дарование распознало другое – Пола Аллена, ставшего его соратником и компаньоном на долгие годы. Не говоря уже о том, что атмосфера в семье популярного адвоката и родовые корни, ведущие к богатым банкирам (прадед матери организовал банк «Нэшнл Сити»), способствовали раннему активному развитию будущего компьютерного гения.

Как кажется, очень часто наличие солидного образовательного багажа у тех или иных крупных личностей просто заводит в тупик, ибо этот багаж чаще всего играл незначительную роль в решении главных жизненных задач. Вопросы личностного роста, развития и продвижения к успеху зависят от индивидуального отношения к ситуации тех или иных людей. В реализации этих решений главенствующую роль играют реальные знания, тогда как формальное образование, в том числе учеба в престижных учебных заведениях, может лишь стимулировать развитие, открывать новые возможности для приобретения идей и способов их реализации, оно искусственно формирует условно позитивное окружение, облегчает доступ к знаниям.

Мотивация и среда

Человечеству давным-давно известна старая добрая истина: человека нельзя ничему научить, если он сам не включится в этот процесс со всей силою своего внутреннего стремления постичь нечто. Тут не обойтись простым соучастием, необходимы активные и упорные усилия по самообучению; учителя же могут только способствовать или не способствовать этому стремлению. Даже при плохих учителях человек способен научиться всему, ограничений не существует. Так же как и при отменных наставниках человек может оказаться на немыслимой дистанции от тех необходимых знаний, которые открывают возможность перехода на новую ступень самореализации. Древние в качестве неоспоримого аргумента приводили занятное наблюдение: «И один человек может привести лошадь к водопою, но даже сорок человек не заставят ее напиться». Все в человеке зависит от его личной мотивации, его воздействия на свое будущее, устойчивого желания изменить свое место в жизненном пространстве. Другими словами, все в судьбе отдельного человека зависит от того, желает ли он быть автором своего жизненного сценария, или его устроит, чтобы этот сценарий написали окружающие. К началу XXI века не осталось никакого сомнения в том, что именно среда обитания более всего влияет на развитие личности. Это подтверждают многочисленные ученые – нейробиологи, биохимики, нейропсихологи, психолингвисты. А именно, информация, полученная в раннем детстве, ее качество и объем влияют на формирование мозга. Генетически закладывается только общая структура – рождаясь, человек получает лишь необходимые для жизни безусловные рефлексы. Все остальное – действие взаимосвязанных, взаимодействующих факторов. Никого не удивляет, что дети, выросшие в двуязычной среде, великолепно знают оба языка. Для доказательств даже не требуется опытов – сама жизнь изобилует таким количеством уникальных случаев, что у беспристрастного наблюдателя не может остаться сомнений. С одной стороны – люди, вскормленные животными и неспособные затем освоить нормальное человеческое общение хотя бы на одном языке. С другой – великолепные исторические иллюстрации. Владимир Набоков, которого с раннего детства приобщали к иностранным языкам, свободно говорил на трех языках. Он писал свои сочинения на русском и английском, но если бы проявил желание, вероятно, стал бы первым в мире писателем, пишущим на трех языках (он настолько тщательно следил за французскими переводами своих произведений, что нередко указывал переводчикам на неточности в сложных местах). Еще он язвил по поводу своего «несовершенного» знания немецкого, хотя легко мог бы переводить и с этого языка. Альберт Швейцер, с детства изучавший немецкий и французский, написал две практически разные биографии Баха – на двух языках. Марина Цветаева в своем музыкально-лирическом детстве получила от медленно, но неотвратимо умирающей матери главную инъекцию свободного потока знаний. Гувернантки и учителя, настойчиво приглашаемые в семью, только довершили формирование уже имевшегося багажа. Свобода, доведенная до абсолюта, сделала восприятие языков и культур органичным процессом, привела к феноменальной способности не только говорить, но и сочинять на трех языках – русском, немецком и французском. И это несмотря на неоконченную гимназию. Сама Цветаева очень точно и предельно емко определила роль родителей в воспитании и раннем образовании: «Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно – заклясть».

Но представляемая шкала с высшими и низшими отметками была бы неполной, если оставить без внимания срединные величины. Они-то и отображают наибольшую пестроту – диапазон восприятия школы, учителей, самообразования тут невиданно широк и удивительно разнообразен. Взять хотя бы Бернарда Шоу, который считал бесполезным систематическое образование, – его опыт кажется поучительным для понимания различного уровня мотиваций к образованию. Неприязнь к учителю, «всеобщему врагу и палачу», была у него столь сильна, что через одиннадцать месяцев он восстал против посещения протестантской школы, которую до конца жизни называл самым вредным этапом своего образования. До пятнадцати лет будущий великий драматург пробыл в «английской научной и коммерческой дневной школе», которую тоже не жаловал добрым словом и после которой стал юным клерком. А вот истинное образование Шоу соткано из противоречий. В первую очередь желчная неприязнь к отцу, порожденная вечным детским стыдом за его пьянство и жизненные неудачи, вылилась в тайное признание чужого мужчины, много значившего для матери. Тот мужчина был, по словам Шоу, «один музыкант», который приобщил его к серьезной музыке, открыл великие имена и совершенно иной мир. Как заметил Эмрис Хьюз, автор биографии Бернарда Шоу, «он мог похвастать тем, что, еще не достигнув пятнадцати лет, знал основные произведения Генделя, Моцарта, Бетховена, Мендельсона, Россини, Беллини, Доницетти, Верди и Гуно почти наизусть». Второй этап самообразования также уходит своими корнями в противоречивое отношение к отцу. Не желая быть неудачником, как отец, молодой клерк Шоу начал демонстрировать поразительное рвение к работе, которую он вовсе не любил. Отвращение к службе и щемящая ненависть к повторению роли родителя привели ожесточившегося паренька на третий путь. Он стал глотать книги и газеты, с вожделенной жаждой посещал концерты и оперу, в состоянии отрешенного поиска бродил по залам национальной галереи. Он искал свой путь! Именно этот воинственный юношеский поиск привел Бернарда Шоу к необходимости организовать для себя системное самообразование. Противопоставляя себя отцу, не употребляя алкоголя и «обладая незаурядными деловыми качествами и безупречной аккуратностью» (слова из рекомендательного письма дублинской конторы), двадцатилетний Шоу яростно и основательно взялся за себя. Твердо решив стать писателем, он «ходил на все концерты, куда удавалось попасть», «часто наведывался в Национальную галерею на Трафальгарской площади, куда пускали бесплатно», «начал заниматься в читальном зале Британского музея». Любопытно, что он приходил в музей не только читать, но и греться. Труды Шелли, Маркса и тщательная проработка громадного количества иных авторов, посещение обществ и приобретение полезного и содержательного окружения сделали свое дело – он проявил характер и твердость духа в формировании личной образовательной системы, индивидуального способа постижения знаний с их почти моментальным конвертированием в новые продукты. Этими продуктами оказались бесконечные статьи, разгромные исследования, увлекательные романы – все то, что легло в фундамент его творческой активности и будущей невероятной популярности. Пример Бернарда Шоу важен главным образом последовательностью возникновения, формирования и цементирования мотивации в железобетонную конструкцию, которую неподражаемый драматург пронес через всю творческую жизнь.