Синий конверт, или Немцы разные бывают - Геннадий Кучерков

уроку, тогда как «спрашивают», то есть вызывают к доске, всего два, от силы — три раза за четверть. Он ненавидел «трястись» на занятиях в ожидании «спросят — не спросят» и теребить учебник, без конца в него заглядывая. А ему ведь было чем заняться, он фанатично увлекался научной фантастикой. В рюкзачке у него всегда лежала очередная книга, которая буквально гипнотизировала его из-под парты.

Начал он с того, что присмотрелся к поведению учителей на уроках. И обнаружил, что в их действиях есть и общий для всех педагогов алгоритм и индивидуальный. И если внимательно отслеживать и сопоставлять последовательность их действий во время занятий в течении всей четверти, то можно чувствовать себя на уроках более комфортно и заниматься делами, не имеющими никакого отношения к урокам. И даже прятаться за спины одноклассников не всегда обязательно.

Он понял, что ему лучше всего числиться у предметников в числе твёрдых хорошистов. Для этого нужно было «капитально» подготовиться к двум-трём урокам и обязательно выйти к доске и хорошо ответить в начале четверти и в середине. То есть создать «оценочный задел», как он называл этот этап своего алгоритма. Тогда, в оставшуюся часть четверти, когда учитель будет занят вытягиванием показателей успеваемости по своему предмету за счёт немалого числа нерадивых учеников, ему достаточно будет «для подстраховки» сделать одно-два дополнения с места и его больше «не тронут».

В результате он почти всегда "угадывал" день, когда его «спросят», и предмет, по которому ему придётся отвечать. Некоторые его товарищи, зная наверняка, как мало тратит он времени на подготовку к урокам, а иногда и вообще не готовится, заметили его «везенье». Но на все их попытки дознаться, как это ему удаётся, только отвечал с весёлым подначиванием: «Алгоритм, пацаны, алгоритм жизни, ищите его вокруг и в себе». Так за ним и закрепились прозвища — «Алгоритм», «Алгоритмыч», которыми бывшие одноклассники, изредка встречаясь, приветствовали его и годы спустя.

Достигнутое благополучие Виталия вполне устраивало. В сравнении со многими школьными и институтскими товарищами он этим заметно выделялся, но никогда его не демонстрировал и ни перед кем не кичился. Свою работу он не то, что не любил, но воспринимал ее, как скучную повседневную обязанность, от которой никуда не денешься.

Как-то так случилось, что к моменту окончания школы, Виталий так и не определился с выбором профессии. По всем предметам он успевал одинаково, примерно на уровне «твёрдое хорошо», и ко всем был одинаково равнодушен. Так что школьные оценки не могли служить ему ориентиром в выборе дела всей жизни. Профессии, связанные с точными науками, ассоциировались у него со словом «инженер». Его отец был заводским инженером, и Виталий видел, что такая работа практически лишает человека личной жизни и не обеспечивает семье должного уровня благополучия. И это при том, что отец уходил на работу затемно. В будние дни утром Виталий вообще никогда его не видел. А вечерние разговоры отца с матерью о производственных делах: о трениях и конфликтах в коллективе, авралах, трудовых и социалистических обязательствах, о соцсоревнованиях, выполнении, перевыполнении, не выполнении личных, цеховых и заводских планов — выработали в нем стойкую неприязнь к этой профессии.

К его счастью, родители не настаивали на получении им технического образования. Впрочем, будь рядом с домом соответствующий вуз, ещё неизвестно, как бы они себя повели. Но рядом был гуманитарный институт, а мама не хотела, чтобы дитя, ради учёбы, далеко отлучалось от дома. Поэтому Виталий его и окончил по направлению международная экономика и право.

Когда высоко чиновные родственники жены, бывшие партийные и комсомольские инструкторы парткомов и горкомов, сочтя его уже за своего парня, обнажили перед ним весь механизм делания бюрократической карьеры, он согласно покивал головой, но в душе его не принял. Изнанка карьеризма его отталкивала. Но будучи деятельным прагматиком, трудился он добросовестно и порой даже инициативно, за что на работе его ценили.

Но он был в таком возрасте, когда рутина повседневности ещё не стала его образом жизни, не опутала его внутренним согласием с тем, что есть. Повышенный уровень адреналина, данный ему от природы, воздействовал на какие-то рецепторы в мозгу, которые генерировали импульсы ожидания какого-нибудь случая способного оживить монотонность его каждодневной жизни.

Он реально оценивал свои способности и не строил иллюзий, что сможет когда-нибудь стать полностью независимым от превратностей судьбы, от необходимости делать карьеру, от зарплаты, от жениных родственников, общение с некоторыми из которых его просто угнетало, и от прочих жизненных забот, тягот и условностей. Куда денешься, трезво размышлял он, так устроена жизнь. Он перепробовал разные увлекательные хобби, но они быстро наскучили ему. Его натура требовала чего-то вроде приключения для ощущения полноты жизни, для удовлетворённости ее течением. Уж такова была его натура. И он терпеливо ждал случая.

ПИСЬМО ИЗ ВЕНЫ

Когда в пятницу утром на рабочем столе Виталия оказался распечатанный конверт с пометкой руководителя его отдела: «Стеблову! Разберитесь, представьте свои предложения ко времени моего возвращения из командировки», его сердце не сбилось с ритма, но, как говорится, немного «ёкнуло». Никогда раньше начальник напрямую, лично, не давал ему поручений. Виталий обычно состоял в той или иной рабочей группе, а в каждой из них был свой руководитель, от которого он и получал задания.

Он повертел конверт с рядом зарубежных и отечественных почтовых отметок, штемпелей и штампов. Явно фирменный конверт. Логотип фирмы показался Виталию знакомым. Кажется, где-то такой попадался ему на глаза. Пытаясь вспомнить, он бессознательно откинулся на спинку кресла и даже закрыл глаза на некоторое время.

Чем обратил на себя внимание коллег, а точнее, «коллегини» Веры Георгиевны. В своё время, когда Виталий только пришёл в коллектив, этой пятидесятилетней даме — старожилу отдела, было поручено ввести его в курс дел. И она так свыклась со своей кураторской ролью, что до сих пор «присматривала» за ним. В этом ее поведении было временами уже что-то большее, чем материнское, и это сильно смущало Виталия, потому что Вера Георгиевна была очень привлекательной женщиной. Ее неординарное внимание к Виталию уже было замечено в коллективе, поэтому он старался, по возможности, избегать оставаться с ней наедине.

Помедлив, оглянувшись на остальных сотрудников, тоже проявивших заинтересованность поведением Виталия, полная, красивая женщина встала и двинулась было к его столу. Но он, так и не вспомнив, что ему известно об этом логотипе, открыл глаза и принял рабочую позу, вернув на место отодвинутые ранее бумаги. Вера Георгиевна остановилась на полпути и шёпотом спросила все ли с ним в порядке.