Вырванное сердце - Алексей Сухаренко

«Андрюшкина нога. И как он под кроватью оказался? А мать его бегает, ищет. Хорошо, что здесь не нашла, под кроватью. За вихры бы вытащила оттуда.

«…ля, что за говно?.. Гроб?! Нет… Слава богу, вроде дышу. У-е-ё. О что это я головой бьюсь тогда? Бутылка катилась, я слышал звук. А… вот полоска света. Надо ногой пошерудить… Блин, точно звук бутылки слышал. Пустой. Полная так не катится. У неё более приятный звук, глухой, благородный. А у этой никакущий был. И кто орёт все время как потерпевший?!»

Следом за первой ногой появилась вторая, без ботинка, а затем вылез и обладатель ног – сын Митрофановны, Андрей. Выбравшись из-под кровати, он уселся на пятую точку, опершись спиной на свое недавнее укрытие. Крутя взлохмаченной головой по сторонам, он явно пытался сообразить, в каком он месте.

– Помоги, сердце, сейчас помру! – раздался громкий женский голос. Наконец его взгляд поймал лежащую женщину, и голова замерла, словно поломанный флюгер. Постепенно в его взгляде стала проявляться какая-то осмысленность, и наконец углы его рта разъехались в противоположном направлении.

«Вот кто меня опохмелит – эта старая олимпийская мумия. А чего она орёт как оглашенная? Блин, от этих воплей голова сейчас лопнет».

Он попытался встать, но давление в черепной коробке резко скакнуло и отдалось резкой, пульсирующей болью в висках.

«Во как стреляет, надо ползком, пока не «подстрелило». – Мужчина встал на колени и, словно остерегаясь меткого «выстрела снайпера», стал пересекать пространство комнаты.

– Баба Зин, хорош кричать, дай чего-нибудь выпить лучше.

– Лекарства дай, там на столе от сердца, капли, – протянула руку сердечница, указывая Андрею, что от него требуется, – накапай мне поскорее, мне очень плохо.

«Тебе плохо, блин, да ты нас всех переживешь и похоронишь. Ты ещё той, сталинской закалки. А вот мне действительно хреново».

Мужчина подполз к столу, на котором стояли разные пузырьки с лекарствами и графин с водой. Аккуратно, чтобы не стрельнуло в висок, поднялся, опираясь на тяжёлый дубовый стол. Выбрал пузырёк, долго не мог отвинтить крышку трясущимися руками. Наконец справился, открыл. Сразу принюхался.

«Спиртом даже не пахнет. Значит, какое-то говно! Капель тебе я считать не буду, руки хреново слушаются».

Загородив стол спиной, не считая капель, ливанул из пузырька на глазок. Затем плеснул в стакан из графина.

«Во как получилось здорово. Цвет как у портвейна. Самому, что ль, хлобыстнуть? Нет, пусть сначала она попробует, а то будет продолжать орать как оглашенная. Заодно и продегустирует».

Он поднёс стакан. Царькова выпила и, скривившись в лице, закашлялась. Андрей стал стучать по спине, полагая, что пошло «не в то горло». Женщина ничего не могла сказать, только пыталась остановить его шлепки, беспомощно размахивала руками и все никак не могла остановить кашель.

– Ты что мне налил?! – Едва переведя дыхание, просипела женщина. – Это же йод!!!

– Йод что, не лекарство? – недовольно поморщился сын Митрофановны, опять начиная чувствовать головную боль. – Ты вон пришла в себя, даже лицо покраснело, а я страдаю. Какие же вы все эгоисты. Я тебя спас! А ты опять кричишь, вместо того чтобы меня отблагодарить.

– Андрей, а ты как здесь оказался у меня под кроватью? – стала немного приходить в себя от такого шокового «исцеления» пенсионерка.

– Спроси чего полегче. Наверное, на автопилоте приземлился. Домашний мой аэродром, сама знаешь, в таком виде посадки не разрешает. Где, кстати, мой диспетчер?

– Кто? – не сразу поняла пожилая женщина.

– Мать, говорю, где?

– Тебя все ищет, бегает, а сейчас, наверное, мне за врачом пошла.

«Блин, что бы у неё спереть? Где-то здесь подсвечник стоял. Опа-на, уже нет, знать, моя мать успела, расстаралась уже».

— Денег дашь на моё восстановление? – разозлился Андрей, что столько времени потеряно без пользы для больного организма.

– Откуда у пенсионерки деньги, Андрюша? – попыталась усовестить молодого мужчину больная женщина.

– Нет? А давай тогда медаль твою золотую продадим. Олимпийскую, – предложил беспринципный молодой человек. – Тебе же деньги нужны? На лекарство? Мать мне говорила, что ты совсем обнищала! Я тебе все деньги назад принесу. Себе только на чекушку возьму.

– Возьми себе на водку у меня под подушкой, – сдалась Зинаида Фёдоровна, понимая, что от запойного пьяницы, каким был сын её работницы, по-другому уже не избавиться. Мужчина бесцеремонно откинул её вместе с подушкой вперёд к ногам, сложив как старую тряпичную куклу.

«Ничего себе. Как я здорово ещё гнусь. У меня сохранилась гибкость, как у совсем юной девочки. Гибкость – это всегда был мой конёк. Меня даже малышкой отдали в гимнастику. Тренерша всегда говорила родителям, что с моей гибкостью я могу выступать женщиной-змеёй в цирке. И мужчины всегда ценили это мое свойство. Особенно мой тренер и муж Канцибер. Он не раз говорил, что влюбился в меня, когда я первый раз на разминке в конном манеже встала на мостик из положения стоя. Просто прогнулась назад и встала на руки… Надо же! Увидел во мне идеальную линию лошади! Опрокинутая между рук голова с хвостом моих длинных волос выглядела как зад кобылицы. Тайный, похотливый зоофил. Он не раз заставлял меня потом принимать это положение. Интересно, со своей молодой женой он продолжает играть в эти игры? Нет, это вряд ли. Это особенность моего тела… Ой, да чего это я о таких глупостях?.. Что это за звук? Хлопнула дверь… Кто-то пришёл? А почему я всё еще в таком неудобном положении? Я что, вечно буду смотреть на свои торчащие из-под одеяла ступни?»

Пожилая женщина прислушалась к звукам в квартире, чтобы определить, где этот непутёвый молодой человек, но в квартире стояла мёртвая тишина.

«Это же Андрюшка, мерзавец, убежал, оставив меня в таком положении!!!»

Женщина попробовала разогнуться, но мышцы её не послушались. От долгого лежания они практически атрофировались. Она попыталась оттолкнуться руками, но и им не хватало сил, чтобы вернуть старое немощное тело в первоначальное положение…

…Дарья Митрофановна Нужняк еще издалека увидела фигуру их участкового врача-терапевта и прибавила шагу. Молодой человек, только закончивший медицинский институт, совсем недавно сменил их старого участкового врача, внезапно умершую от разрыва сердца. В приличном пальто, с кожаным, дорогим портфелем, в модных ботинках, он больше напоминал успешного банковского служащего.

Митрофановна вспомнила, что первое время молодой врач, видимо, сынок обеспеченных родителей, ленился ходить пешком и выезжал на личной машине, когда ему нужно было совершить обход надомных больных. Эти объезды больных стали известны заведующей поликлиникой, старой ретроградке, которая за свои почти сорок лет работы протоптала все тропинки в округе, от подъезда к подъезду больных, своими ногами. Она сочла объезды на личном транспорте покушением на врачебные традиции и чуть ли не предательством любимой профессии. На совещании в поликлинике она неоднократно высказывалась о том, что врачу необходимо лучше узнавать свой участок. Ему полезно во время обхода встречаться со своими бывшими пациентами, отвечать на их вопросы, давать профилактические советы. Одним словом, поддерживать здоровый медицинский климат на вверенной ему территории. То есть перенимать всё лучшее, что осталось от наследия СССР, – практику участкового врача. Она критиковала молодых докторов, которые стеснялись торчащих из-под одежды белых медицинских халатов, говорила, что это как раз является опознавательным знаком районного врача, по которому к нему обращаются жители. И всегда приводила в пример свою недавно умершую подругу, коллегу по работе. Однако Эдуард Носков не внял её аргументам. Наверное, он вырос очень впечатлительным молодым человеком и категорически не хотел заканчивать свою жизнь, как его пожилая предшественница. К тому же он стеснялся носить белый халат, и когда знакомился с девушками, то говорил, что у него собственное агентство недвижимости. Идя по вызовам, он всегда аккуратно складывал свой приталенный метросексуальный халатик в дорогой кожаный портфель вместе с тонометром и стетоскопом. И все же Эдуард по совету родителей уступил «старой самодурке» и теперь ужасно мучился, тщательно обходя грязь и лужи, чтобы не испачкать обувь.