Вероника - Алина Знаменская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, нет! Просто.., вот когда вы со Славиком поженитесь, тогда и буду называть на ты…
— Вот как ты заговорила!
Юлия Юрьевна погрозила ей пальцем, но Ника знала, что вовсе она не сердится, что Ника затронула тему их со Славиком отношений. Наоборот, ей приятно об этом говорить.
— Славику нужно учиться… — слабо возразила она, словно ожидая, чтобы ее оспорили.
— Учиться! — воскликнула Ника. — Учиться можно и на вечернем! И заочно.
— Да, конечно, ты права, — согласилась Юлия Юрьевна. — Но на дневном лучше.
— Это когда один — лучше, — рассудила Ника. — А когда с семьей, то не лучше. Вон Толик Наумов женился и перевелся на вечернее.
— Ты-то откуда знаешь?
— Мама с папой говорили, — ляпнула Ника и слишком явно смешалась.
Юлия Юрьевна пристально взглянула на нее.
— А-а…
После Никиного упоминания о родителях Юля свернула разговор и сделала вид, что ищет сантиметр, чтобы обмерить Нику. Но Ника отлично понимала — она сказала лишнее И кто ее за язык тянул? Юля не такая глупая, чтобы думать, будто родители придут в восторг от выбора Славика. Хотя Ника так полюбила Юлю, что и представить для Славика лучшей жены не могла. Они станут подругами, будут во всем помогать друг другу… Но разве мать согласится когда-нибудь, чтобы Славик женился на женщине с ребенком? Не похоже…
Пока Юля крутила ее, снимая мерки, Ника вновь успела вернуться к своим мечтам и решила, что в принципе все возможно. Главное, чтобы маму вылечили Ведь раньше, когда мама хорошо видела, то была совсем другой. Она пела, смеялась, шутила. Это когда ослепла, то сделалась раздражительной, вспыльчивой, нетерпимой. Иногда сцены ярости доходили до безобразия. Ника никогда никому о них не рассказывала Только однажды свидетелем безобразной сцены стал отец. Нике тогда было лет девять. Она вернулась из школы и застала мать в спальне посреди полнейшего развала. По всей комнате — на крова! и, на полу, на стульях — валялась одежда вместе с плечиками, словно шкаф вывернули наизнанку.
Ника спрашивать ничего не стала — нетрудно было дорисовать предысторию этой картины. Скорее всего мать что-то искала и не могла найти. Придя в ярость от сознания собственного бессилия, она повыкидывала всю одежду из шкафа. Это не принесло ей облегчения. Она ведь не видела, как разлетались вещи. Был только невнятный стук роняемых плечиков. Движения от ярости неистовы и злы, а звук, который они производят, — ничтожный. Элла балансировала на грани истерики.
— Мам, я сейчас помогу, — подала голос Ника, плохо представляя, как сможет со всем этим справиться.
— Возьми стул, — посоветовала Элла. — И давай поскорее, а то сейчас отец придет.
Элла слышала, как кряхтит ее дочь, подтаскивая стул к шкафу.
— Слева вешай платья.
Дочь сопит как паровоз, собирая разбросанные по полу платья. Многие свалились с плечиков, их нужно вернуть на место, затем водворить на длинную перекладину в шкафу.
— Чего ты копаешься? — нервничает мать. — Быстрее!
— У меня не получается. Плечики скользкие.
— Руки у тебя кривые. Быстрей же! Еще обед нужно разогреть!
Ника, дрожа от напряжения, дотягивается крючком от плечиков до перекладины. Плечики на месте, а платье слетает вниз, на пол. Ника кусает губы от обиды и страха. Сообразив, что мать не заметила промаха, запихивает платье ногой в угол шкафа. Теперь — блузки. Это легко. Шелковые, нейлоновые, ацетатные.
— Быстрей, быстрей, — подгоняет мать, и у Ники подкашиваются коленки.
Она забирается с ворохом блузок на стул, торопливо поднимается и.., слышит треск разрываемой ткани. Она нечаянно наступила на рукав блузки и дернула ее!
— Ты что делаешь? — восклицает мать. — Ты что творишь, сволочь такая? Дрянь! Дура набитая! Издеваешься надо мной?
Мать выбрасывает вперед себя руки и сразу достигает цели: Ника летит со стула вместе с блузками.
— Идиотка! Безрукая! Стерва!
Ника цепенеет от ужаса и вытаращенными глазами следит за матерью. Слова, которые исторгает перекошенный от гнева рот, ужасны. Ника не знает точно значения многих из этих слов, но они вколачиваются ей в голову, как гвозди. Хочется спрятаться, заткнуть уши. Мать не прекращает кричать. Так уже бывало не раз. Ника забивается в угол комнаты, за кровать.
Не прекращая ругаться, мать хватает первые попавшиеся плечики и пытается повесить их на перекладину. Не получается. Крючок тычется в полку обратной стороной. Ника видит это из своего убежища. Она могла бы помочь, но страх держит ее за плечи и не дает подойти к матери.
— Иди сюда! — приказывает мать и, не услышав в ответ никакого движения, повторяет, срываясь на крик:
— Иди сюда, кому я сказала?
Ника выбирается из своего укрытия и с опаской приближается к матери.
— Вставай на стул.
Ника забирается. Мать подает ей плечики с одеждой, а Ника вешает. Дело двинулось.
Остаются только отцовы пиджаки и тяжелое ватное пальто. Мать поднимает его с пола и едва не спихивает дочь со стула, задев рукавом пальто.
— Бери рукой крючок!
Нике не нужно повторять. Она поспешно цепляется за крючок плечиков и тянется к полке.
Мать с трудом приподнимает вслед за Никой пальто. Ника вытягивается всем своим худым тельцем, ей удается набросить крючок на перекладину и… Элла неловко поворачивается, бедром отодвигает стул, на котором, балансируя, стоит Ника. Девочка, потеряв опору, виснет на перекладине. Палка, не выдержав дополнительной нагрузки, с хрустом обрушивается на Нику вместе с горой одежды. Элла слышит хруст и шум, но все еще не осознает всей полноты происшедшего.
— Что ты натворила? — пытается выяснить Элла. ощупывая руками пространство перед собой.
— Я не хотела, — пищит Ника из-под душащего ее тяжелого ватного пальто. — Оно само упало.
Когда до Эллы доходит вся глубина случившейся катастрофы, ее руки начинают мелко дрожать, а лицо покрывается бордовыми пятнами.
— Все испортила! Паршивка! В кого только ты уродилась такая? Уродина! Стерва!
Отвратительные мерзкие слова пулями выскакивают из перекошенного рта и неумолимо настигают жертву. Ника выползает из-под вороха одежды и на четвереньках добирается до порога. Вслед ей камнями летят ругательства. Ника бежит в комнату брата и затыкает уши руками. Но и теперь она четко слышит непонятные злые слова:
— Шалава! Гадина! Проститутка!
Пытка криком длится до тех пор, пока истошные вопли матери не переходят в сиплые злые плевки.
— Гадина, уродина, стерва!
Вдруг что-то заставляет мать замолчать. Ника открывает глаза. В прихожей стоит отец и держит мать за плечи. Пальцы его напряжены, лица Ника не видит. Не сумев преодолеть подстегивающего ее ужаса, девочка пробегает мимо родителей, в подъезд и — на улицу. Вечером отец нашел ее у гаража. Ника сидела в брошенном кузове чьей-то машины. Обида выпила все эмоции — Ника не может говорить, не хочет шевелиться. Отец забирается в ржавый кузов и прижимает Нику к себе. Так они сидят какое-то время молча. Потом отец говорит: