Ведьма - Дебби Виге

Или в ссорах виноват отец?

Об этом можно подумать и в другой раз, а сейчас они вместе смаковали спокойствие и тишину, наслаждаясь драгоценным мгновением. Многие родители не догадываются, что самое главное — быть вместе с детьми, а не впихивать в сутки бесконечное число занятий. Дорогими подарками невозможно откупиться за пропущенные спортивные соревнования и школьные спектакли. Вот и у Тины мама замечательная, все понимает…

Отец отпустил ее руку, и Холли услышала в голове его голос: «Просыпайся, детка».

Вспомнился сон, за воспоминанием пришла паника. В одурманенном мозгу билось слово «живая». Холли понимала, что тянет время, что когда она проснется, ей расскажут о смерти. Кто-то умер…

«Нет, я же не знаю, может, мы все выжили. Конечно, так оно и есть. Со мной не может такое случиться…»

Отцовский голос зашептал настойчивее, и, слыша его «просыпайся», Холли поняла, что звук идет снаружи. Значит, папа жив, он рядом и пытается ее разбудить!

Сердце забилось чуть быстрее, и, несмотря на ужасную усталость, Холли попыталась разлепить глаза. Как будто в падении закружилась голова, затем дернулась левая нога, как иногда бывает на пути между сном и пробуждением. Тепло на лице заставило повернуть голову, чтобы слепящее солнце не било в глаза.

— Холли, просыпайся.

Она подчинилась родному голосу — и зашла криком, который рвался откуда-то из живота и распространялся до самой макушки. Над Холли склонилось лицо отца — месиво отекшей почерневшей плоти: глаза закрыты опухшими веками, нос размозжен лобовым столкновением, на скулах проглядывают хрящи и кости, а подбородок треснул, и половинки нижней челюсти болтаются сами по себе. Изуродованный рот что-то произносил, но Холли ничего не слышала из-за собственных криков. С воплем ужаса она отпрянула и забилась в истерике. Жуткая личина приблизилась, Холли почувствовала болезненный укол в руку, и обезображенное лицо начало медленно оплывать: туго натянутая лиловая кожа сползала со лба и щек, ручейками стекая по скулам и образуя водопады на подбородке; кости отвратительно изгибались, будто восковые. Мгновение Холли смотрела в сплошной черный овал, а затем темная маска внезапно исчезла.

Вместо нее возникло красивое и ухоженное женское лицо с такими же, как у отца, темными сверкающими глазами и большим ртом, окруженное копной таких лее темных непослушных волос. Холли моргнула, не в силах произнести ни слова от подступившей дурноты. Женщина протянула к ней руку, а ее ярко-красные губы сложились в слова:

— Я — твоя тетя.

Холли вновь заснула.

Вместе с отцом она качалась в прекрасном ласковом море, и…

В жизнь Холли Катерс ворвалась смерть.

Из всех участников сплава выжила только она. Мама, папа, Тина и даже их инструктор Райан — все погибли. Холли привезли в больницу неподалеку от Большого каньона, чтобы она могла восстановить силы после переохлаждения и нервного шока, вкололи успокоительное.

«Но я же видела папу… искалеченного…»

Холли унаследовала крепкие нервы от матери, врача «скорой помощи», но жуткое видение глубоко потрясло девушку. Она зажмурилась и, раскачиваясь, заскулила, как умирающий зверь. Во рту стало кисло, желудок сжался, и Холли стошнило. Она вцепилась в тонкое больничное одеяло и зарыдала, отчаянно всхлипывая.

— Ничего, поплачь… Горе нужно выпустить, — наставительно произнес кто-то совсем рядом и потом добавил: — Вколите ей что-нибудь успокоительное.

Проваливаясь в тяжелый наркотический сон, она внезапно услышала хлопанье огромных крыльев. Птица закладывала виражи и спускалась в темный туннель, унося с собой Холли…

…а потом Холли поняла, что это ее сердце бьется часто-часто, как у колибри, постепенно замедляясь, замедляясь…

…откуда-то появился кулак в рыцарской перчатке, и птица приземлилась прямо на него.

Холли проснулась разбитая, измученная и онемевшая. Женщина, назвавшаяся ее тетей, рыдала, размазывая макияж по щекам.

— В завещании Дэниел назначил меня твоим опекуном, — высморкавшись, сказала она.

Отец никогда не упоминал о существовании сестры, и Холли силилась вспомнить имя неожиданной посетительницы.

— Школа тебе понравится… — Увешанная драгоценностями незнакомка с трудом сглотнула и нервно оглянулась. Длинные серьги в ушах закачались, отбрасывая радужные блики на стены больничной палаты. — Мои девочки ей довольны.

Холли сощурила заплаканные глаза, пытаясь понять, что ей говорят.

— Школа?

— Ты же идешь в выпускной класс… — сказала женщина.

Несколько лет назад, когда у одиннадцатилетней Джанны Перри умер братишка, в школе все ходили вокруг нее на цыпочках, обращались с ней как с фарфоровой и сочувствовали бедняжке, которая осталась одна. До того Джанна была никем — и вдруг стала святой. Даже вела себя как святая: хорошо, по-доброму. А еще она все время была очень-очень грустной. Грустные дети всегда получают, что хотят. Одноклассники, которые раньше дразнили Джанну, изо всех сил старались ее развлечь. Те, кого прежде обижала она сама, приглашали ее в гости. Учителя перестали спрашивать с нее домашние задания, и Джанна, которая пропустила несколько месяцев занятий впервые в жизни оказалась в списке лучших учеников.

Холли тогда было только девять, и она немного завидовала Джанне: жуткие переживания, особое обращение, сама Джанна, которая с несчастным видом ходила по школе и в любой момент получала разрешение уйти с уроков… Она превратилась в интересную личность и всякий раз, когда ей не хватало внимания, напоминала о трагедии, случившейся в ее жизни.

— Давай соберем твои вещи и… — Тетя запнулась. — А где ты живешь?

— Что?

В дверь постучали, и в палату вошла Барбар Дэвис-Чин, хиппи со стажем, ненакрашенная, вельветовом комбинезоне и удобных сандалях. Она на мгновение задержалась в дверях, а потом бросилась к Холли и заключила ее в крепкие объятия, прижавшись щекой к щеке. От Тининой мамы пахло потом и духами. Холли вновь заплакала.

— Ох, детка… — пробормотала Барбара.

Рыдающая Холли судорожно прижалась к ней, испытывая глубокую благодарность за то, что Барбара рядом, и одновременно надеясь, что произошла ужасная ошибка, а сейчас все выяснится — и опять станет как прежде.

«Пусть даже родители ссорятся всю оставшуюся жизнь…»

— Это же неправда? — выпалила Холли. — Это не они?

— Я сама их опознавала, солнышко, — твердо ответила Барбара, гладя Холли по щеке.

Новая волна горя и отчаяния оказалась удивительно сильной. Холли и не подозревала, что такая боль существует. Она опять вспомнила о Джанне, и ей стало стыдно за себя тогдашнюю.

«Может, Бог наказывает меня за стервозность?»

— Меня зовут Барбара Дэвис-Чин, — объяснила Барбара незнакомке. — Я мать лучшей подруги Холли.