Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина - Елена Николаева

По-видимому, в максимальной степени этот феномен виноватости должен был проявиться в детях «врагов народа», которые после гибели родителей оказались без поддержки близких. Перед ними встала тяжелейшая недетская дилемма. Сердцем они любили своих родителей, но разумом знали, что самый близкий и теплый человек совершил тяжелейшее преступление – преступление против Родины. Общество требовало от них не просто осудить любимых людей, но и отречься от них.

Мы провели исследование психологического состояния людей, которые в детстве пережили подобные трагические события. У них арестовали и объявили «врагами народа» мать или отца в то время, когда им самим еще не исполнилось семи лет. У них не просто отняли самое дорогое и близкое существо, но навечно лишили их позитивного представления о себе. Известно, что ребенок может сформировать положительный образ себя, только зная, что он – сын или дочь хороших родителей. У этих же детей представление о добре и зле оказались измененными.

Особенностью нашего исследования было то, что в момент его проведения (1989 год) люди, которые участвовали в нем, занимали достаточно устойчивое, часто престижное положение в обществе, они не были ущемлены в своих правах. Более того, они не только приняли строй, лишивший их родителей, но и научились его любить.

Большинство этих людей впервые рассказывали кому-то о травматических для них событиях. Характерным было то, что, описывая факты, они не помнили своих эмоций. Мелкие детали запечатлелись в их памяти, но собственные переживания не оставили следа. Объяснить это можно тем, что, будучи один на один со своими эмоциями, ребенок ни с кем не мог их обсудить. Именно поэтому через много лет на лицах пожилых людей во время воспоминаний присутствовали эмоции – бесконечное страдание и боль утраты, но они не знали, какими словами их можно передать. Только мимика и жесты выдавали то детское переживание, которое не знало осознанного бытия в слове. Надо отметить, что люди, которые смогли найти поддержку близких в тот период времени, не имели таких особенностей.

Для точности исследования в пару к каждому из участников были подобраны люди того же возраста и социального статуса, составившие две контрольные группы. В первую контрольную группу вошли те, кто не пережил в детстве подобных травматических событий. Другую группу составили те, кто потерял отцов и матерей во время войны. Живя без них, они оставались детьми героев. В дальнейшем все обследуемые выполнили одинаковое задание. Оно заключалось в том, что каждому участнику предлагали списки слов. Требовалось рядом с каждым словом (они назывались «слова-стимулы») написать первое пришедшее в голову слово-ассоциацию. Делать это предлагалось как можно быстрее, не задумываясь. Среди слов были положительно и отрицательно окрашенные эмоциональные, а также нейтральные, которые вводились в тест, чтобы участники не догадывались о целях исследования.

Оказалось, что люди, которые пережили в детстве утрату репрессированных близких родственников, в отличие от других, часто задумывались и в конце концов не писали ассоциации для отрицательно окрашенных слов, среди которых было много слов, связанных с агрессией и насилием. У некоторых испытуемых все отрицательно окрашенные слова не вызывали ассоциаций.

Другое различие в реакциях людей трех групп заключалось в том, что в ответ на положительно окрашенные слова люди, пережившие в детстве утрату близких родственников из-за репрессий, значительно чаще других писали ассоциации, которые называются инвертированными, то есть их эмоциональная окраска была противоположна эмоциональной окраске слова-стимула. Например, на слово-стимул «поцелуй» неинвертированными ассоциациями (которые давали и люди двух контрольных групп) были «радость», «счастье», а инвертированной (услышанной из уст человека, потерявшего родителей) – «укус».

Число инвертированных ассоциаций на положительно окрашенные слова у людей, родственники которых были репрессированы, больше, чем в других группах. Создается впечатление, что испытуемые экспериментальной группы не отвечали отрицательными эмоциями на насилие, а подавляли их, проявляя позднее через реакцию на положительно окрашенный стимул. В группе тех, у кого родители погибли во время войны, также отмечены инвертированные ассоциации, но они чаще встречались на негативные стимулы, а не на позитивные. Это типичная невротическая реакция на стресс, попытка защититься от травмирующей ребенка информации, заменив ее на противоположную.

Затем мы сопоставили эти данные с результатами, полученными с помощью теста, выявляющего разные виды агрессивности. Оказалось, что у людей, которые считались детьми «врагов народа», была снижена физическая агрессия, но повышена вербальная (словесная) агрессия (за счет того, что они отвечали агрессивно на положительно окрашенные стимулы). Кроме того, среди них почти в два раза чаще, по сравнению с контрольной группой, встречались люди, у которых в амбулаторных картах зафиксировано пять и более хронических заболеваний. Часть этих заболеваний считается психосоматическими, поскольку их развитие провоцируется стрессом. К таким заболеваниям относятся сердечно-сосудистые, аллергические заболевания, язвы желудочно-кишечного тракта. Большая частота их отражает высокий уровень аутоагрессии (агрессии, направленной на себя). Итак, эти люди не отвечают сопротивлением на насилие, но агрессивно отвечают на положительную эмоцию и изводят себя самобичеванием, что и приводит к развитию множественных хронических заболеваний. Группа людей, утративших родителей на войне, имела и более высокий уровень физической агрессии, и большую аутоагрессию, чем в норме. Она занимала среднее положение между показателями, полученными у людей, родственники которых были репрессированы, и нормой.

Специфическое поведение, свойственное людям, у которых в детстве были репрессированы близкие и которые оказались изолированными от других своих родственников, можно объяснить следующими механизмами. Первый предложен М. Селигманом с соавторами, впервые описавшими явление «выученная беспомощность». Эти исследователи провели следующий эксперимент. Лабораторных крыс помещали в клетку, на пол которой после сигнала-предупреждения (звука) подавался ток. Животные быстро связывали предупреждение с ударом тока и пытались сделать что-то, чтобы снять или ослабить неприятные ощущения. Они могли, например, подпрыгнуть или несколько секунд повисеть, уцепившись за прутья клетки. Если животному позволяли избегать удара, то в дальнейшем каких-то особых изменений в поведении не обнаруживалось. Однако условия опыта можно изменить так, что никакие действия животного не смогут предотвратить удар тока (это называется неизбегаемым негативным подкреплением). Например, экспериментатор будет давать ток не сразу за предупреждением, а тогда, когда животное, пытаясь избежать боли, после прыжка упадет брюхом на пол. Оно быстро поймет коварство экспериментаторов и будет пытаться разными действиями избежать удара. Но и коварный экспериментатор будет дожидаться, когда ослабевшее животное не сможет сопротивляться. После нескольких подобных ударов поведение животных изменяется: крысы теряют инициативность, не стремятся избежать тока, а только безропотно ожидают наказания. Они перестают обучаться, не пытаются искать выходы из новых сложных ситуаций, у них ухудшается память. Это и есть выученная беспомощность, то есть животные обучились тому, что их действия и активность неспособны повлиять на ход событий. Более того, это знание они будут распространять и на другие ситуации. Восстановить инициативу бывает крайне трудно, а часто и просто невозможно.