Том 1. Кэрри - Стивен Кинг

Один из последних булыжников попал в маленький садовыйстолик, что стоял у них на заднем дворе, и разнес его в щепки.

Но что интересно, за пределами их участка совершенно ничегоне пострадало.

Миссис Хоран умолкает и, повернувшись от окна, глядит наменя. По ее лицу видно, как сильно взволновали ее эти мучительные воспоминания.Одной рукой она нервно теребит модную «взлохмаченную» прическу.

— В местной газете была совсем маленькая заметка об этомслучае. К тому времени, когда появился Билли Харрис — он освещал чемберленскиеновости, — Маргарет Уайт уже наняла людей починить крышу. Ему говорили, чтокамни пробивали крышу насквозь, но он, должно быть, решил, что мы все егоразыгрываем.

Никто не хочет верить в это, даже сейчас. И вы, и те люди,что будут читать вашу статью, с огромным удовольствием посмеялись бы надописанным и сказали бы, что я — просто еще одна истеричка, которая перегреласьна солнце. Но это и в самом деле было. Множество людей с нашей улицы видели всесвоими глазами, и события, о которых я говорила, так же реальны, как тоталкоголик, что тащил за руку маленькую девочку с раскровавленным носом. Атеперь еще вот что случилось. И уже никто не смеется, потому что слишком многопогибло людей. Теперь это случилось не только на участке Уайтов.

Миссис Хоран улыбается, но в ее улыбке нет ни капливеселости.

— Ральф Уайт был застрахован, и, когда он погиб, Маргаретполучила по страховке кругленькую сумму. Дом он тоже в свое время застраховал,но тут она не получила ни цента, поскольку повреждения были вызваны «волейГосподней». Не правда ли, в этом есть какая-то поэтическая справедливость?

Миссис Хоран смеется, но и в смехе ее тоже не чувствуетсявеселья…

Запись, повторяющаяся несколько раз в дневнике Кэрри Уайт:

Благословенье не придет,

Пока ребенок не поймет,

Что надо быть как все.

Кэрри вошла в дом и закрыла за собой дверь. Яркий солнечныйдень исчез, сменившись коричневыми тенями, прохладой и всепроникающим запахом талька.Единственный звук в доме — тиканье старых часов с кукушкой в гостиной. Мамакупила их в свое время на благотворительные купоны. Как-то в шестом классеКэрри хотела спросить ее, не грех ли это, но так и не решилась.

Она прошла в прихожую и повесила пальто в шкаф. Над крючкамидля одежды висела светящаяся картина, где изображался призрачный Христос,парящий над семьей за кухонным столом. Надпись внизу (тоже светящаяся) гласила:«Незримое присутствие».

В гостиной Кэрри остановилась в центре поблекшего, местамивытертого почти до основы ковра и закрыла глаза, наблюдая за крохотнымиточками, мелькающими в темноте. В висках так стучало, что Кэрри чуть невыворачивало наизнанку.

Одна.

Мама работала на скоростной гладильной машине в прачечной«Голубая лента», что располагалась в районе Чемберлен-центр. Работала она там стех пор, как Кэрри исполнилось пять, потому что к тому времени деньги,выплаченные по страховке за смерть мужа, подошли к концу. Смена ее начиналась всемь тридцать и заканчивалась в четыре пополудни. Мама постоянно повторяла, чтопрачечная — это безбожное место, а самый главный безбожник там — управляющийЭлтон Мотт. По словам мамы, для Элта, как его называли в «Голубой ленте»,Сатана приготовил в аду особый голубой угол.

Одна.

Кэрри открыла глаза. В гостиной стояли два кресла с прямымиспинками. У стены, под лампой, притулился стол для шитья, где иногда вечерамиКэрри шила платья, пока мама вязала салфетки и рассуждала о Втором Пришествии.На противоположной стене висели часы с кукушкой.

В этой комнате тоже было много религиозных картин, но большевсего Кэрри нравилась висевшая над ее креслом. На ней изображался Иисус,который ведет агнцев по холму, такому же гладкому и зеленому как поле длягольфа в Риверсайде. Другим картинам недоставало ощущения покоя: то Иисусизгоняет торговцев из храма, то Моисей обрушивает на поклоняющихся золотомутельцу каменные скрижали, то Фома Неверующий прикладывает руку к ране на боку Христа(о, ужасное очарование этой картины и ночные кошмары, преследовавшие ее вдетстве), то Ноев ковчег над тонущими в волнах, грешниками, то Лот со своейсемьей, спасающийся перед великим сожжением Содома и Гоморры.

На маленьком столике стояла лампа, под которой лежала стопкарелигиозных брошюр. На обложке самой верхней изображался грешник (его духовныйстатус не вызывал сомнений — лицо человека было искажено мучительной гримасой),пытающийся залезть под огромный валун. Заголовок гласил: «И не скроет его В ТОТДЕНЬ даже камень!»

Но самой главной чертой убранства комнаты, сразупритягивающей взгляд, служило огромное гипсовое распятие высотой фута в четырена дальней стене. Мама заказала его по почте аж из самого Сан-Луиса. Приколотыйк кресту Иисус застыл со сведенными словно болезненной судорогой мышцами ираскрытым в мучительном стоне ртом. Из-под тернового венца сбегали по вискам илбу алые ручейки крови. Глаза закатились вверх — типичная для всехсредневековых изображений маска агонии. Обе руки у него были в крови, а ногиприколочены к маленькой гипсовой перекладине. В детстве это изображение Христапостоянно вызывало у Кэрри кошмары, в которых искалеченный Иисус носился за нейпо коридорам сна с молотком и гвоздями в руках, умоляя принять свой крест ипоследовать за Ним. Лишь совсем недавно эти сны трансформировались во что-томенее понятное, но гораздо более зловещее. Казалось, он хочет не убить ее, асделать что-то еще более ужасное.

Одна.

Боль в низу живота чуть отпустила. Кэрри уже не думала, чтоумрет от кровотечения. Слово «менструация» вдруг сделало все логичным инеизбежным. Это просто ее «месячные». Кэрри испуганно хихикнула в настороженнойтишине комнаты. Слово почему-то ассоциировалось у нее с дурацкимителевикторинами: «Ваш шанс! В этом месяце вы можете выиграть бесплатную поездкуна Бермуды!» Подобно воспоминанию о каменном граде, сведения о менструальномцикле, похоже, давно хранились у нее в памяти, только притаились и ждали своегочаса.

Кэрри повернулась и, тяжело ступая, двинулась вверх полестнице. Деревянный пол в ванной комнате был выскоблен чуть не до белизны(«Чистота сродни Святости»), а у стены стояла большая ванна на литых когтистыхлапах. Из-под хромированного крана капало, и на эмалированной поверхности ванныдавно уже образовался длинный ржавый потек. Душа у них не было: мама говорила,что это грех.

Открыв шкафчик для полотенец, Кэрри принялась перебирать егосодержимое — целенаправленно, но аккуратно, возвращая все на свои места, чтобымама ничего не заметила.

Синяя коробка оказалась в самой глубине шкафа, между старымиполотенцами, которыми они больше не пользовались. На коробке было размытоеизображение женщины в длинной, просвечивающей ночной рубашке.