Искуситель, или Весь мир к моим ногам - Екатерина Гринева

– Давайте не будет торговаться. И поставим на этом точку.

– Вы понимаете, что меня подставляют. Я собираюсь создать собственную партию или блок. Может быть… – он замолчал. – Вы играете на руку моим врагам – вы это понимаете? Вас просто используют.

– Сожалею, но больше мне сказать нечего.

Он встал.

– Душно. Пойдемте на крышу, там продолжим разговор.

– Мы уже обо всем поговорили!

– Нет. Не обо всем.

Мы вышли через боковой вход и сели в стеклянный лифт. Он поехал вверх, и под нами была вся Москва: темная в предчувствии грозы и какая-то чужая.

Лифт остановился, и мы, поднявшись по нескольким ступенькам, очутились на крыше. Здесь стояли деревья в кадках и несколько столиков. Захаров выбрал самый крайний у парапета и жестом пригласил меня сесть… Вдали уже громыхало.

– Опять кофе? Или поужинаете?

– Нет. Ничего не надо. – Я стояла и не собиралась присаживаться за столик.

– Хорошо. – Он стоял напротив меня, засунув руки в карманы, и смотрел странным взглядом: как будто что-то решал про себя.

– Может, мы все-таки сумеем договориться? Это в ваших интересах.

– Послушайте! – Я уже начинала сердиться. – Я все объяснила. Я очень сожалею, но поступить по-другому не могу.

И вдруг резкий электрический разряд прочертил атмосферу. Я невольно поежилась.

– Да бросьте! Вы просто ломаетесь и набиваете себе цену. Наш разговор меня уже несколько тяготит. У меня есть и другие дела, поважнее, чем стоять тут и уговаривать вас.

– Не уговаривайте! Не надо. Не тратьте на меня ваше драгоценное время. Найдите ему лучшее применение. И вообще мне пора идти!

Теперь уже громыхнуло протяжно, неторопливо… Он подошел к самому парапету. Непонятно почему, я шагнула к нему.

– Вы мне очень все осложняете…

Теперь громыхало почти без остановок. И ему приходилось кричать, чтобы я его услышала.

– Вам, наверное, заплатили люди, которые работают против меня? Я угадал? Сначала вы напали на меня из-за этого особняка. Сдался он вам! Здание стоит целехонько. Подумаешь: небольшие переделки. Я же не сношу его с лица земли! Теперь кассета…

Я посмотрела на него.

– Нет, – и качнула головой. – Вы ничего не понимаете. Мне никто ничего не платил. Это моя обычная журналистская работа.

– Так не бывает. Как-то эта кассета попала к вам. Правильно? Она не могла возникнуть ниоткуда.

Мне ни за что не хотелось признаваться, откуда взялась кассета. И вообще, хотелось поскорее закончить этот разговор.

Я вцепилась руками в волосы и случайно сдернула заколку. Они упали длинными прядями на спину. Ветер с силой взметнул их, и они опустились на лицо. Я отвела их рукой.

А ведь он может запросто спихнуть меня вниз. Столкнуть, и все дела. С него станется. И как бы в подтверждение моих слов он шагнул ко мне, и теперь расстояние, разделявшее нас, было не более метра. Еще один шаг, и он столкнет меня и не посмотрит ни на что…

Я видела его глаза. Cерые. Холодные. Он смотрел на меня внимательно, изучающе, как будто перед ним было существо редкой породы – из тех, c кем он еще не сталкивался. Захаров провел рукой по волосам.

– Вы все еще упрямитесь?

– Это не упрямство. Это – позиция. – И я невольно отступила назад.

– А вы меня боитесь, – cказал он насмешливо.

– Ошибаетесь, – холодно сказала я. – И вообще…

Он ухватился за это слово.

– Что «вообще»?

– Ничего. Давайте закончим наш разговор, который все равно ни к чему не приведет.

– Вы уверены в этом?

– Да.

– Ну что ж!

Короткие электрические разряды вспарывали свинцовое небо. В воздухе пахло озоном. Я резко выдохнула. Было трудно дышать, и ощущение складывалось, словно мне сдавили грудную клетку.

Он стоял и сверлил меня глазами. Я не отводила взгляд. Учитывая, что он обвинил меня в трусости, не хотелось, чтобы Захаров думал обо мне как о слабой ничтожной женщине. Я вздернула подбородок.

– Если… вы… передумаете, – он чеканил слова, не спуская с меня тяжелого взгляда, – вот мой телефон и телефон моего помощника. Свяжитесь сразу со мной. Хорошо?

Я молчала.

– Хорошо? – повторил он с легким нажимом.

Мне хотелось поскорее избавиться от него: его присутствие давило на меня, и было ощущение, что я стою в выжженной библейской пустыне, и короткие электрические разряды только усиливали это впечатление.

– Хорошо. – Его визитка белела в пальцах маленьким клочком с темно-синими буквами – пропуск в ад или рай. Это уж как кому повезет.

Взмах руки, и он протянул визитку. Я почти выхватила ее, и наши пальцы встретились. У нас обоих были ледяные руки, подумала я. Как странно.

* * *

Если бы я знала, что все так глупо, бездарно закончится, ни за что бы не стала ввязываться в эту историю, в этот роман, ставший таким пошлым и расхожим штампом, как пальма на фоне кислотного заката или молодые люди из телевизионной рекламы, приходившие в экстаз от пакетика чипсов и бутылочки кока-колы. Но я ни о чем не думала, когда с головой окунулась в этот роман. Мне нужно было отвлечься. От всего. Я много читала о том, что секс – лучшее лекарство для женщины средних лет. Вот только никто не сказал, как принимать это лекарство: сразу, постепенно или строго дозированно. Приходилось самой определяться с этим.

На очередное свидание я приехала к Артему в жутком настроении: я без конца прокручивала мой провальный телеэфир с Захаровым, последующий разговор с ним в ресторане, натянутый тон Диденко, который вызвал меня и сказал, что эфира с московским архитектором не будет и никакого расследования с кассетой проводить тоже не надо. Эта тема закрыта, прибавил он, не глядя на меня. И данный вопрос обсуждению не подлежит. Свои слова он подкрепил хлопком ладони по полированному столу.

Муж тоже меня не поддержал и даже не утешил. Мы стали чужими людьми, c грустью констатировала я. Нас развела работа. Мы слишком много времени уделяли ей и забыли о том, что мы – семья, что мы – единое целое, как говорится, «в радости и печали, горести и болезни».

Этот разлад начался не сегодня и не вчера и даже не позавчера. Он начался исподволь, незаметно, как рушится любовь во многих семьях со стажем, когда все уже приелось и нет в отношениях страсти и других чувств. Может, кого-то это устраивает. Но не меня. Когда я приходила домой вечером и мужа еще не было, я с тоской смотрела в окно и ждала его прихода. Мне так хотелось, чтобы он пришел и схватил меня в охапку, и расцеловал или поднял на руки и закружил по комнате или сказал: «Девочка моя, поехали в ресторан! Просто так. Развеемся, отвлечемся». Мы уже давно не отдыхали вместе. Все было некогда. А ведь я помнила, как мы когда-то отдыхали в Крыму – очень давно – в Ялте, поехали туда в бархатный сезон – на недельку, и это время было самым лучшим в нашей совместной жизни. Мы никого не видели, не замечали вокруг – мы смотрели только друг на друга, без конца целовались и смеялись, и хотя были уже три года женаты, но больше походили на молодоженов, чем на супругов. А это море в Ялте – сине-бирюзовое, и розоватый холодный песок, и поцелуи – бесконечно-сладкие, ненасытные, и персики, которые мы поглощали в бесконечном количестве – и даже спустя несколько месяцев стоило мне провести языком по губам, как я вспоминала их сочность и медовый вкус. Море, уходящее в бесконечность, и наши прогулки по пирсу и обратно, сцепленные руки и заговорщицкие взгляды. А однажды он отлучился на несколько минут из гостиницы, когда я еще спала, и принес мне букет ярко-красных роз. И положил на подушку. Я проснулась и, открыв глаза, увидела эти розы. И заплакала. Это было так красиво! Он присел рядом со мной и поцеловал меня в волосы. Я обхватила его руками и притянула к себе. Наши поцелуи становились все жарче и жарче… Через несколько минут он уже лежал со мной, и его руки скользили по моему телу, cтавшему таким чутким и покорным. Это было чудесное утро. И от ласк, от наших объятий мои волосы разметались; я придавила несколько роз, и лепестки запутались в волосах. Он потом бережно вынимал их из волос, смеялся и говорил, что я похожа на греческую богиню.